Новости звезд
Индивидуальная правовая жизнь и ее основные формы шавлохова, заира карловна. Правовая жизнь понятие и формы Правовые качества личности
Уголовно-правовая охрана религиозных отношений
БЕСПАЛЬКО Виктор Геннадиевич, кандидат юридических наук, доцент, профессор кафедры организации таможенных расследований Института правоохранительной деятельности Российской таможенной академии
Российская Федерация, 140009, г. Люберцы, Комсомольский просп., д. 4
Анализируется состояние действующего российского уголовного законодательства о преступлениях против свободы совести личности и религиозной безопасности общества, обосновывается социальная необходимость уголовно-правовой охраны религиозных отношений. Сформулировано и раскрыто содержание понятия религиозной безопасности. Разработаны и обоснованы предложения о внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации с учетом достигнутого уровня развития религиозных отношений в российском обществе.
Ключевые слова: уголовное право, религиозные преступления, свобода совести, религиозная безопасность.
Criminal-Law Protection of Religious Relations
V. G. Bespal"ko, PhD in Law, Associate Professor
The Russian Customs Academy
4, Komsomolskiy prospect, Lyubertsy, 140009, Russia
E-mail: [email protected]
In the article the author analyzes the current state of Russian law on crimes against freedom of conscience and religious security. He proves social necessity for criminal law protection of religious relations. He also proposes his classification of the criminal offenses. The article contains the term «religious security». It shows the main threats to religious security in modern conditions, which need counteraction by criminal law. The author developed amendments and additions to the Criminal Code, taking into account the level of religious relations in Russian society. He demonstrates the social significance of protection of the personal freedom of conscience and religious security from criminal trespasses in a democratic state. The author based results of his investigation on sociological findings and links to sources of domestic and foreign criminal law.
Keywords: criminal law, religious crimes, freedom of conscience, religious security.
DOI: 10.12737/4823
Современное российское общество переживает своеобразный ренессанс религиозности. Проведенный нами социологический опрос показал, что 79% граждан придерживаются религиозных убеждений, и большинство из них (61% опрошенных, 77% верующих) - православные христиане. При этом характерной чертой многонациональной культуры российского общества является сформировавшаяся за многие столетия терпимость к различным религиозным убеждениям и верованиям. 67% респондентов с уважением относятся к религиозным
убеждениям окружающих, не совпадающим с их собственным вероисповеданием, и лишь 1% - признает их заблуждениями и стремится переубедить. Такое положение дел в полной мере соответствует Конституции РФ, провозгласившей идею о светском характере государства, содержание которой образуют следующие политико-правовые установления:
1) недопустимость установления какой-либо религии в качестве государственной и обязательной (ч. 1 ст. 14) (одобряют 80% опрошенных граждан);
2) отделение религиозных объединений от государства и их равенство перед законом (ч. 2 ст. 14) (поддерживают 78% участников социологического опроса);
3) равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям (ч. 2 ст. 19) (71% респондентов одобряют существование ответственности за дискриминацию по признаку отношения к религии);
4) свобода совести и вероисповедания (ст. 28) (признают и положительно оценивают 87% участников опроса).
Указанные нормы-принципы образуют основы конституционного строя Российской Федерации и правового статуса личности, что предопределяет их чрезвычайную значимость для каждого гражданина и всего общества и, соответственно, указывает на необходимость их уголовно-правовой охраны. Вместе с нормами базового для данной сферы общественной жизни Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» они формируют правовое поле допустимых способов реализации религиозных отношений и политико-юридический базис религиозной безопасности общества.
Религиозная жизнь человека является, пожалуй, самой тонкой, а потому и сложной для нормативно-правового регулирования сферой жизни. В связи с этим религиозные отношения закономерно и традиционно выступают предметом церковных канонов, влияющих на поведение человека через его внутренний мир. Вера в Бога и религиозные чувства не должны и объективно не могут регулироваться нормами права, ибо «оно не определяет внутренних состояний человеческого сердца»1. Между тем, как писал Н. С. Суворов,
1 Пункт IV. 2 Основ социальной концепции Русской Православной Церкви (Церковь и
«внутренние отношения в церкви самой» и «внешние, порождаемые соприкосновением церкви, как общественного союза, с вне ее находящимися общественными же союзами и отдельными лицами» составляют оригинальный «материал для юридического нормирования»2. Более того, по нашему убеждению, отдельные формы взаимодействия личности с другими гражданами, организациями, обществом и государством по поводу реализации субъективного права на свободу совести, а также отношения религиозных объединений с частными лицами, коллективными и публично-правовыми субъектами в силу их особой социальной значимости в отдельных случаях не могут быть оставлены без внимания уголовного права. Однако для последнего религиозные отношения могут и должны представлять интерес только в том случае, если их реализация сопряжена с причинением существенного вреда объектам уголовно-правовой охраны или реальной угрозой его причинения. Внесение элементов уголовно-правовой репрессии в религиозную жизнь людей при отсутствии указанных оснований представляется категорически недопустимым и чрезвычайно опасным. В противном случае уголовный закон рискует деградировать в средневековое орудие жестокого преследования иноверцев и утратить свое гуманистическое призвание - правовую защиту личности и общечеловеческих ценностей, одинаково важных для всех традиционных вероисповеданий.
В силу указанных причин одним из de facto существующих, хотя de jure не обозначенных в тексте действующего уголовного закона объектов охраны стала религиозная безопасность как существенный элемент духовной безопасности обще-
время: научно-богословский и церковно-об-щественный журнал. 2000. № 4).
2 Суворов Н. С. Учебник церковного права. М., 2004. С. 5.
ства, а значит - и общественной безопасности. Религиозная безопасность представляет собой состояние политико-правовой защищенности и социальной стабильности религиозных отношений, в том числе религиозного мира, свободы совести и вероисповеданий, невмешательства государства и кого бы то ни было в дела религиозных организаций, недопустимость распространения деструктивных культов, деятельности тоталитарных сект, проявлений религиозного экстремизма и т. п. Предложенная дефиниция позволяет выделить сущностные элементы системы религиозной безопасности:
1) религиозный мир как ее первостепенный компонент в цивилизованном обществе, предполагающий мирное и гармоничное сосуществование граждан и их объединений, принадлежащих к различным конфессиям, основанное на принципах взаимного уважения и сотрудничества в сферах общих интересов, недопустимости дискриминации по мотивам религиозных убеждений и принадлежности к той или иной конфессии, а также отказа от всех форм религиозного экстремизма;
2) юридически гарантированные и незыблемые условия реализации свободы совести и вероисповеданий, предполагающие религиозную свободу как отдельной личности, так и объединений граждан, созданных для коллективного исповедания религиозных или атеистических убеждений;
3) защищенность физического и психического здоровья граждан, их прав и охраняемых законом интересов от духовной агрессии со стороны представителей деструктивных культов и тоталитарных сект;
4) нормальные условия функционирования религиозных объединений, предполагающие невмешательство государства и иных субъектов в их законную деятельность, недопустимость возложения на них функций государственных органов или органов местного самоуправле-
ния и иных несвойственных им полномочий.
В социально-структурном контексте в системе религиозной безопасности можно выделить такие ее уровни, как:
индивидуальный уровень, характеризующий религиозную безопасность отдельного человека, выражающуюся в защищенности от несанкционированных им вмешательств в его религиозные убеждения, а также в гарантированной возможности практической реализации личной свободы совести;
коллективный уровень, отражающий состояние религиозной безопасности отдельного религиозного объединения или конфессии, характеризующийся защищенностью интересов данной социальной группы и коллективного религиозного мировоззрения от внешнего агрессивного воздействия, реальной возможностью свободной деятельности согласно собственным корпоративным нормам, церковным канонам и законам государства;
общественный уровень, отражающий здоровое религиозно-духовное состояние всего народа, его защищенность от негативного влияния соответствующих внутренних и внешних угроз, связанных с различными проявлениями религиозной интервенции и нетерпимости.
Сформулированное выше определение содержит указание на основные угрозы, которым подвергается или может быть подвержена религиозная безопасность на всех ее уровнях в современных условиях:
1) деятельность граждан и организаций, должностных лиц и органов государства, создающих незаконные препятствия в реализации гражданами и их объединениями свободы совести и вероисповеданий;
2) религиозный экстремизм;
3) деятельность тоталитарных сект и подобных им организаций, их представителей и последователей, религиозных фанатиков, связанная с причинением физическо-
го, имущественного или морального вреда гражданам или угрозой причинения такого вреда.
Поскольку защита прав и свобод личности, обеспечение общественной безопасности и охрана конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств являются непосредственными задачами уголовного законодательства, Уголовный кодекс РФ включает ряд норм, криминализовавших общественно опасные посягательства на свободу совести и вероисповеданий, а также иные основы светской организации государства и религиозной безопасности общества. При этом в отличие от дореволюционного законодательства и первых советских кодексов соответствующие статьи Особенной части УК РФ не систематизированы законодателем в рамках единого формально-юридического образования, а рассредоточены по разным разделам и главам закона. Такое положение дел, на наш взгляд, не только является изъяном законотворческой техники, но и указывает на недостаточную проработанность проблем уголовно-правовой охраны данной группы общественных отношений в теории уголовного права новейшего времени, несмотря на возрождение интереса представителей отечественной юридической науки к вопросам соотношения религии и уголовного законодательства.
Согласно сложившейся системе кодификации российского уголовного права преступления против свободы совести и иных основ светской организации государства и религиозной безопасности общества могут быть классифицированы следующим образом:
1) преступления против жизни и здоровья (гл. 16 разд. VII УК РФ): убийство по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ); умышленное причинение тяжкого вреда здоровью по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «е» ч. 2 ст. 111 УК РФ); умышленное причинение средней тяже-
сти вреда здоровью по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «е» ч. 2 ст. 112 УК РФ); умышленное причинение легкого вреда здоровью по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «б» ч. 2 ст. 115 УК РФ); побои по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «б» ч. 2 ст. 116 УК РФ); истязание по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «з» ч. 2 ст. 117 УК РФ); угроза убийством по мотиву религиозной ненависти или вражды (ч. 2 ст. 119 УК РФ);
2) преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина (гл. 19 разд. VII УК РФ): нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина (дискриминация) в зависимости от отношения к религии (ст. 136 УК РФ); нарушение права на свободу совести и вероисповеданий (ст. 148 УК РФ);
3) преступления против семьи и несовершеннолетних (гл. 20 разд. VII УК РФ): вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления по мотивам религиозной ненависти или вражды (ч. 4 ст. 150 УК РФ);
4) преступления против общественной безопасности и общественного порядка (гл. 24 разд. IX УК РФ): хулиганство по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ); вандализм по мотиву религиозной ненависти или вражды (ч. 2 ст. 214 УК РФ);
5) преступления против здоровья населения и общественной нравственности (гл. 25 разд. IX УК РФ): создание религиозного объединения, деятельность которого сопряжена с насилием над гражданами или иным причинением вреда их здоровью, а равно руководство таким объединением (ч. 1 ст. 239 УК РФ) или участие в его деятельности (ч. 3 ст. 239 УК РФ); надругательство над телами умерших и местами их захоронения по мотиву религиозной ненависти или вражды (п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ);
6) преступления против основ конституционного строя и безопасности
государства (гл. 29 разд. Х УК РФ): возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признакам отношения к религии (ч. 1 ст. 282 УК РФ); организация экстремистского сообщества для совершения преступлений экстремистской направленности по мотивам религиозной ненависти либо вражды (ст. 2821 УК РФ); организация или участие в деятельности запрещенного экстремистского религиозного объединения (ст. 2822 УК РФ);
7) преступления против мира и безопасности человечества (гл. 34 разд. ХП УК РФ): геноцид в отношении религиозной группы (ст. 357 УК РФ).
В зависимости от значимости религиозных отношений в системе объектов уголовно-правовой охраны состава преступления, т. е. учитывая то, выступают ли они в качестве основного, дополнительного или факультативного объекта посягательства, перечисленные уголовно наказуемые деяния можно, на наш взгляд, подразделить на три группы:
1) преступные деяния, непосредственно направленные против свободы совести и вероисповеданий как основного объекта преступления (ст. 136, 148 и 239 УК РФ) (криминализацию этих деяний поддерживают 59-81% опрошенных граждан3);
2) преступные проявления религиозного экстремизма на национальном или внутригосударственном (ст. 282, 2821 и 2822 УК РФ) и международном (ст. 357 УК РФ) уровнях, создающие угрозу национальной и интернациональной безопасности в целом (основной объект) и религиозной безопасности в частности (дополнительный объект) (преступность и наказуемость которых одобряют 68-83% респондентов);
3) иные преступления, совершаемые по мотивам религиозной ненависти или вражды как личностной (п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 115, п. «б» ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 117, ч. 4 ст. 150 УК РФ), так и публичной направленности (п. «б» ч. 1 ст. 213, ч. 2 ст. 214, п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ), для которых различные аспекты религиозных отношений выступают в качестве факультативного объекта криминального посягательства (необходимость уголовно-правовой защиты одобрили 72-80% участников опроса).
Вместе с тем существуют и другие подходы к классификации уголовно-правовых норм, непосредственно соприкасающихся с религиозной жизнью граждан. Например, И. В. Понкин, обращаясь к зарубежным уголовно-правовым гарантиям светскости государства, подразделил соответствующие нормы уголовных законов светских государств на два вида:
1) немногочисленная группа норм, охраняющих собственно светский характер государства (ст. 166 УК Болгарии о создании политических организаций на религиозной основе, ст. 226-19 УК Франции о незаконном сборе персональной информации о религиозных убеждениях, ст. 433-21 УК Франции о подмене государственной регистрации брака религиозным обрядом и т. п.);
2) многочисленная группа уголовно-правовых норм, устанавливающих ответственность за клевету, оскорбление, а также убийство и нанесение телесных повреждений на почве религиозной неприязни и др.4
Сложная, многоуровневая система классификации преступлений, сопряженных со сферой религиозных отношений, предложена О. В. Старковым и Л. Д. Башкатовым. Однако ее границы, по нашему мнению, слиш-
4 См.: Понкин И. В. Правовые основы свет-
скости государства и образования. М., 2003.
ком размыты, так как в основе их построений лежит не столько объект преступного посягательства, сколько своеобразная авторская характеристика тех или иных преступлений с криминологической точки зрения, их субъективная мотивация и возможная связь с любыми проявлениями религиозности. В результате авторами к «религиозным преступлениям» отнесены многие деяния общеуголовной направленности (незаконный оборот и хищение оружия и др.) и даже вовсе не предусмотренные уголовным законом («посягающие на Бога» и др.)5.
Если же для целей классификации общественно опасных деяний в сфере религиозных отношений использовать социологический критерий информированности населения об их распространенности (т. е. общественный резонанс преступлений религиозной направленности), то по результатам исследования, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), вырисовывается следующая картина состояния данного вида преступности: 1) спиливание крестов (30%); 2) воровство святынь (17%); 3) нападения на священнослужителей (13%); 4) осквернение святынь, акты вандализма (13%); 5) сжигание церквей, мечетей (3%) и др.6
Необходимо отметить, что перечисленные выше уголовно наказуемые деяния, объединенные нами под названием «преступления против свободы совести, основ светской организации государства и религиозной безопасности общества», нельзя отождествлять с «религиозными преступлениями», которые занимали лидирующее место в дореволю-
5 См.: Старков О. В., Башкатов Л. Д. Кри-минотеология: религиозная преступность. СПб., 2004. С. 66-68.
6 См.: Пресс-выпуск № 2120 «Оскорбление чувств верующих и как с ним бороться». ВЦИОМ. URL: http://wciom.ru/index. php?id=515&uid=113085 (дата обращения: 21.12.2013).
ционном уголовном праве России и охватывали посягательства против Бога, веры и Церкви. Становление и формально-юридическое закрепление института религиозных преступлений в русском праве XVII - начала XX в. стало возможным исключительно благодаря особому положению Церкви, выражавшемуся в зависимости всех видов деятельности светской власти (включая законотворческую и судебную) от власти церковной7. Действующее же уголовное право института религиозных преступлений не знает. В светском обществе, где каждому гарантирована свобода совести, а Церковь отделена от государства, какая-либо религиозная организация и ее корпоративные интересы не могут и не должны охраняться уголовно-правовыми средствами, если только они не совпадают с интересами всего общества, а значит - каждой личности, любого общественного объединения. В связи с этим использование термина «религиозные преступления» даже для условного обозначения указанных выше деяний представляется в современных условиях некорректным, несмотря на попытки некоторых авторов придать этому понятию новое звучание8.
При этом догматическую и технико-юридическую систематизацию рассматриваемой группы преступлений следует продолжить, а в основу ее традиционно должен быть положен объект общественно опасного
7 См.: Беспалько В. Г. Влияние христианства и Русской православной церкви на развитие уголовного права допетровской Руси (X-XVII вв.) // Проблемы материального и процессуального уголовного права. Вып. 3. М., 2009. С. 35-49.
8 См.: Федосова Н. С. Уголовное право и религия: проблемы взаимовлияния и взаимодействия: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Владивосток, 2003. С. 22-23; Шевко-пляс Е. М. Уголовно-правовая охрана свободы совести в России: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 1999. С. 10.
посягательства, предопределивший структуру Особенной части УК РФ. Думается, что те из перечисленных выше преступлений, которые непосредственно посягают на основы светской организации государства и религиозную безопасность как составную часть самобытной духовной культуры российского народа, могли бы быть сгруппированы в одной главе УК РФ. Таковыми, на наш взгляд, являются прежде всего преступления, предусмотренные ст. 148 и 239 УК РФ, а также общественно опасные деяния религиозной направленности из числа предусмотренных ст. 136, 282, 2821 и 2822 УК РФ. При этом в решении проблемы систематизации преступлений, совершаемых в сфере религиозных отношений, можно использовать, во-первых, богатый российский исторический опыт уголовно-правового регулирования религиозно-духовной жизни общества, а во-вторых, соответствующий опыт нормотворчества и кодификации уголовного законодательства других государств.
Отдельные главы или разделы о религиозных преступлениях содержались в таких источниках российского уголовного права, как Соборное Уложение 1649 г.9, Артикул Воинский 1715 г.10, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.11, Уголовное уложение 1903 г.12 В отдельную главу объединялись составы преступных нарушений законов об отделении Церкви от государства в УК РСФСР 1922 г. и УК РСФСР 1926 г.
9 См.: Российское законодательство Х- ХХ веков. Т. 3: Акты Земских соборов. М., 1985. С. 83-257.
10 Там же. Т. 4: Законодательство периода становления абсолютизма. М., 1986. С. 327-365.
11 Там же. Т. 6: Законодательство первой половины XIX в. М., 1988. С. 174-309.
12 Там же. Т. 9: Законодательство эпохи
буржуазно-демократических революций.
М., 1994. С. 271-320.
В современную эпоху некоторые элементы кодификации посягательств в сфере религиозно-духовных основ жизни общества присущи УК Франции. В частности, гл. V («О посягательствах на достоинство человека») книги второй УК Франции включает в себя такие самостоятельные видовые образования, как отдел I «О дискриминации» (ст. 225-1-225-4), в том числе в силу принадлежности к религии, и отдел IV «О посягательствах на уважение к умершим» (ст. 225-17-225-18).
«Преступные деяния, затрагивающие религию и мировоззрение» выделены в самостоятельный раздел в УК ФРГ (раздел одиннадцатый, § 166-168). К ним немецкий законодатель отнес: 1) оскорбление вероисповедания, религиозных обществ и мировоззренческих объединений (§ 166); 2) воспрепятствование отправлению религиозных обрядов, культов (§ 167); 3) воспрепятствование совершению погребального обряда (§ 167а); 4) надругательство над могилой (§ 168).
Аналогичным образом поступили законодатели в Австрии, выделив в отдельный (восьмой) раздел «Преступные деяния против религиозного спокойствия и покоя умерших», отнеся к ним: 1) дискредитирование религиозного учения (§ 188); 2) воспрепятствование отправлению религиозных обрядов (§ 189); 3) «надругательство над могилой (§ 190); 4) воспрепятствование совершению погребального обряда (§ 191).
В ранее изданных работах нами неоднократно выдвигалось и обосновывалось предложение о дополнении разд. IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» УК РФ главой 251 «Преступления против духовной безопасности», куда предлагается включить статьи о преступлениях, совершаемых: 1) в отношении культурных ценностей; 2) против свободы совести и вероисповеданий, светской организации государства и религиозной безопасности; 3) против
свободы творчества и интеллектуальной собственности; 4) против общественной нравственности и др.13
Обращаясь же к действующей редакции УК РФ, следует отметить, что недостатками существующих средств уголовно-правовой охраны рассматриваемой группы общественных отношений являются не только и не столько бессистемность расположения некоторых норм уголовного закона, сколько их недостаточность и несовершенство, создающие пробелы и проблемы в уголовно-правовом регулировании религиозных отношений, связанных с реализацией гражданами свободы совести и деятельностью религиозных объединений.
Сущность уголовно-правовой охраны любой сферы социально значимых отношений должен составлять «достигнутый на данном этапе развития общества уровень единства личных, общественных и государственных интересов», который, в свою очередь, должен выражать «ту меру социальной справедливости, которая нашла воплощение в охраняемых уголовным правом общественных отношениях»14. По нашему мнению, достигнутый сегодня российским обществом уровень единства таких интересов в сфере религиозных отношений, являющийся результатом многовекового развития духовной культуры народа и позитивного правового регулирования, намного превосходит представления законодателя о нем, нашедшие отражение в указанных выше нормах уголовного закона. Так, например, по данным ВЦИОМ, 86% населения (православные - 87%, последователи иных религий - 80%, неверующие - 87%) не ощущают какого-либо давления или притеснения в свя-
13 См.: Беспалько В. Г. Духовная безопасность как объект уголовно-правовой охраны // Право и безопасность. 2006. № 3-4. С. 162-163 и др.
14 Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003. С. 39.
зи с вероисповеданием или мировоз-зрением15.
Таким образом, если, исследуя советский опыт юридической регламентации религиозных отношений, многие авторы не без оснований говорили об избыточности уголовно-правового регулирования в данной области и необходимости декриминализации некоторых деяний16, то развитие современного уголовного закона в направлении повышения эффективности уголовно-правовой охраны сформировавшихся основ светской организации государственной власти и религиозной безопасности поликонфессионального гражданского общества должно осуществляться путем введения в действие таких норм УК РФ, которые устанавливали бы противоправность и дифференцированную, справедливую наказуемость посягательств на указанные выше конституционные гарантии свободы совести, другие права граждан, религиозных объединений, интересы общества и государства в духовно-религиозной сфере. Конструирование таких уголовно-правовых норм требует от законодателя особо взвешенного подхода и деликатности, поскольку затрагиваются религиозные и связанные с ними чувства верующих людей и атеистов, чтобы и дальше право могло содействовать утверждению взаимного понимания, религиозной терпимости и уважения в вопросах свободы совести и вероисповеданий. Актуальность данного аспекта законотворческой деятельности по криминализации деяний в сфере религиозной жизни наиболее явственно проявила себя в связи с принятием Феде-
15 См.: Пресс-выпуск № 2120 «Оскорбление чувств верующих и как с ним бороться».
16 См.: Джунь В. В. Уголовная ответственность за нарушение права свободы совести (на материалах Украинской ССР): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Киев, 1989. С. 8; Фадеев В. Н. Религиозные проявления и законодательство о религиозных культах. Ташкент, 1990. С. 120 и др.
рального закона от 29 июня 2013 г. № 136-ФЗ «О внесении изменений в статью 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан», вызвавшего бурное обсуждение вопроса о пределах уголовно-правового вмешательства в духовную область человеческого бытия. Результаты социологического опроса населения, проведенного ВЦИОМ в преддверии установления уголовной ответственности за оскорбление религиозных чувств верующих, показали, что 82% опрошенных поддержали предложение ужесточить наказание за вандализм и порчу церковного имущества, оскорбление чувств верующих и предусмотреть санкции за призыв к подобным действиям, 12% - не поддержали, 6% - затруднились ответить17. По результатам нашего собственного исследования, проведенного уже после вступления указанного Закона в силу, только 59% респондентов дали положительную оценку целесообразности существования в уголовном законе нормы о преступности и наказуемости публичных действий, выражающих явное неуважение к обществу и совершенных в целях оскорбления религиозных чувств верующих (ч. 1 ст. 148 УК РФ), 26% - отнеслись к данному нововведению отрицательно, 15% - затруднились ответить. Тогда как криминализацию таких же действий, но совершенных в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, религиозных обрядов и церемоний (ч. 2 ст. 148 УК РФ) одобрили 66% участников опроса, 17% - оценили отрицательно и 17% - затруднились дать оценку. Что касается нормы об ответственности за незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций и проведению бо-
17 См.: Пресс-выпуск № 2120 «Оскорбление чувств верующих и как с ним бороться».
гослужений, религиозных обрядов и церемоний (ч. 3 ст. 148 УК РФ), то необходимость ее существования в законе в современных условиях поддержали только 59% опрошенных граждан, 16% - высказались против, а 25% - затруднились ответить однозначно.
1) дополнение составов умышленных преступлений против жизни и здоровья (ст. 105, 111, 112, 115-117 УК РФ) квалифицирующим признаком «в связи с отправлением или под видом отправления религиозного обряда»;
2) дополнение состава клеветы (ст. 1281 УК РФ) квалифицирующим признаком «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы»;
3) криминализация умышленного публичного оскорбления мировоззренческих убеждений атеистов;
4) криминализация насильственного понуждения гражданина: к выражению, изменению религиозных убеждений или отказу от них; участию в религиозном объединении или его деятельности либо прекращению такого участия; участию
в религиозных обрядах, церемониях и т. д. или отказу от участия в них.
Таким образом, и в современных условиях, когда привнесенный в отечественное право ветхозаветный институт религиозных преступлений18 за свою долгую историю давно утратил первоначальное значение и перестал служить средством обеспечения чистоты веры, тем не менее продолжает существовать и активно воздействовать на поведение граждан совокупность уголовно-правовых норм, обеспечивающих свободу совести, уважительное отношение к любым религиозным убеждениям и учениям, религиозный мир и согласие в обществе. Уголовное право демократического, правового и светского государства по-прежнему выполняет функцию действенного регулятора духовной жизни личности и общества, защищая ее от самых опасных видов посягательств.
Библиографический список
Беспалько В. Г. Влияние христианства и Русской православной церкви на развитие уголовного права допетровской Руси (X-XVII вв.) // Проблемы материального и процессуального уголовного права. Вып. 3. М., 2009.
Беспалько В. Г. Духовная безопасность как объект уголовно-правовой охраны // Право и безопасность. 2006. № 3-4.
Беспалько В. Г. Понятие, признаки, система и виды преступлений в Синайском уголов-
18 См.: Беспалько В. Г. Понятие, признаки, система и виды преступлений в Синайском уголовном праве (по материалам книги Исхода) // Публичное и частное право. 2011. Вып. III. С. 19-34.
ном праве (по материалам книги Исхода) // Публичное и частное право. 2011. Вып. III.
Джунь В. В. Уголовная ответственность за нарушение права свободы совести (на материалах Украинской ССР): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Киев, 1989.
Понкин И. В. Правовые основы светскости государства и образования. М., 2003.
Пресс-выпуск № 2120 «Оскорбление чувств верующих и как с ним бороться». ВЦИОМ. URL: http://wciom.ru/index. php?id=515&uid=113085 (дата обращения: 21.12.2013).
Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 3: Акты Земских соборов. М., 1985.
Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 4: Законодательство периода становления абсолютизма. М., 1986.
Российское законодательство X-XX веков. Т. 6: Законодательство первой половины XIX в. М., 1988.
Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 9: Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. М., 1994.
Старков О. В., Башкатов Л. Д. Кримино-теология: религиозная преступность. СПб., 2004.
Суворов Н. С. Учебник церковного права. М., 2004.
Фадеев В. Н. Религиозные проявления и законодательство о религиозных культах. Ташкент, 1990.
Федосова Н. С. Уголовное право и религия: проблемы взаимовлияния и взаимодействия: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Владивосток, 2003.
Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003.
Церковь и время: научно-богословский и церковно-общественный журнал. 2000. № 4.
Шевкопляс Е. М. Уголовно-правовая охрана свободы совести в России: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 1999.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОГО ПРАВА И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Правовая система и правовая жизнь общества
МАЛЬКО Александр Васильевич, доктор юридических наук, профессор, директор Саратовского филиала Института государства и права Российской академии наук
Российская Федерация, 410028, г. Саратов, ул. Чернышевского, д. 135
Рассматриваются две категории, которые в современный период развития юридической науки все больше конкурируют между собой. Речь идет о правовой системе и правовой жизни общества. Если первая направлена на организацию правовой жизни общества, то вторая содержит источники (истоки) развития правовой системы.
Ключевые слова: правовая система, правовая жизнь общества, соотношение, структура, позитивная и негативная правовая жизнь общества.
Legal System and Legal Life of Society
A. V. Mal"ko, Doctor of Jurisprudence, Professor
Saratov Branch of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences
135, Chernyshevskogo st., Saratov, 410028, Russia
E-mail: [email protected]
In the terms of globalization of modern society jurisprudence faces the goal of searching of categories fully reflected these processes and challenges. The notions "legal system" and "legal life" highlight among such categories. They compete with each other in some ways. But it is necessary to distinguish them because they have different senses. Legal system is directed to the organizing of legal life of society while legal life contains the sources (roots) of development of legal system. Besides legal life unlike legal system includes all legal phenomenons - both positive and negative (including criminality) that should be searched in complex. So, substantial analysis of legal life of society is the next step in the development of jurisprudence (first of all, theory of law) not only from formal-legal but also from cultural positions. It demands applying of necessary methodological recourses. Such approach gives a possibility to analyze positive (lawful) and negative (unlawful) elements of legal life in their interaction and transforming negative part into negative (for example, processes of criminalization) and vice versa, negative part into positive (decriminalization, legalization, pardon, ext.).
Keywords: legal system, legal life of society, correlation, structure, positive and negative legal life of society.
DOI: 10.12737/4824
В современном обществе, связанном с глобальными процессами и вызовами времени, все больше требуются научные усилия по созданию категорий, отражающих данные процессы и вызовы и способных объяснить возникающие социальные реалии, предложить решения новых экономических, политических, нравственных и иных проблем.
Вместе с тем в юриспруденции складывается ситуация, в рамках
которой обостряется соперничество таких конкурентоспособных категорий, как «правовая система» и «правовая жизнь». Каждая из названных категорий претендует на то, чтобы быть предельно широкой, охватывающей все юридические явления и процессы, всю юридическую сферу.
Если под правовой системой преимущественно понимают право, господствующую правовую идеологию
и юридическую практику1, то под правовой жизнью предлагаем понимать форму социальной жизни, выражающуюся в основном в правовых актах и правоотношениях, характеризующую специфику и уровень правового развития общества, отношение субъектов к праву и степень удовлетворения их интересов2.
Активная дискуссия вокруг научного статуса правовой жизни общества возникла потому, что данное понятие стало претендовать на то, на что, на наш взгляд, необоснованно претендовало до недавнего времени понятие «правовая система», а именно на то, чтобы стать предельно широкой категорией, охватывающей собой все юридические явления. Так, Н. И. Матузов в связи с этим отмечает: «...в последнее время некоторые правоведы предлагают, наряду с устоявшейся и общепринятой у нас и за рубежом категорией "правовая система" (предельно широкой, собирательной, многоэлементной) ввести в юридический лексикон как бы параллельное, но еще более объемное, по их мнению, понятие - правовая жизнь»3.
Во-первых, вводимое понятие правовой жизни не выступает ни в коем случае параллельным понятием наряду с правовой системой. Как и в иных гуманитарных науках, где уже традиционно исследуются «три кита», которых можно в принципиальном плане схематично обозначить следующим образом: «экономика» - «экономическая система» - «экономическая жизнь»; «политика» - «политическая система» - «политическая жизнь»; «нравственность» - «нравственная систе-
1 См., например: Алексеев С. С. Теория права. 2-е изд. М., 1995. С. 276.
2 Подробнее см.: Малько А. В. Теория правовой политики: монография. М., 2012. С. 34.
3 Матузов Н. И. Правовая жизнь как
объект научного исследования // Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект / под ред. Н. И. Ма-тузова, А. В. Малько. Саратов, 2005. С. 11.
ма» - «нравственная жизнь» и т. п., так и в юриспруденции следует двигаться от отдельного явления («право») к более сложному - целостной системе («правовая система») и от нее к самому сложному - совокупной разнообразной жизнедеятельности («правовая жизнь»). Это закономерный ход развития юридической мысли, с чем просто необходимо считаться, как с данностью.
Кроме того, для более полного анализа общественного развития важно досконально исследовать связи правовой жизни с экономической, политической, нравственной, религиозной и иной жизнью. Однако нет другой такой категории, с помощью которой можно было бы это сделать. Что касается рассмотрения связей правовой системы с вышеназванными разновидностями жизнедеятельности, а также с экономической, политической, нравственной и иными системами, то это второй уровень исследования, который (в силу нетождественности правовой жизни и правовой системы) не может заменить уровень первый. Полноценный анализ взаимодействия различных видов жизнедеятельности общества возможен лишь при том условии, что объекты исследования будут одного уровня, примерно одного класса и статуса («правовая жизнь - экономическая жизнь - политическая жизнь - нравственная жизнь» и соответственно «правовая система - экономическая система - политическая система - нравственная система»).
В рецензии на коллективную монографию «Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект» Н. Н. Вопленко и В. А. Рудковский совершенно обоснованно отмечают: «Н. И. Мату-зову, на наш взгляд, не удалось убедительно доказать, что научное понятие правовой жизни является ненужным, поскольку в науке уже имеется столь же широкая категория "правовая система"». С таким утверждением можно было бы согласиться, если бы речь шла об однопо-
рядковых явлениях. Но ведь автор пытается доказать нечто обратное. Он отмечает, в частности, что правовая система и правовая жизнь соотносятся как отражатель и отражаемое, и подчеркивает, что рассматривать данные понятия как более узкое или широкое некорректно. Речь может идти лишь об адекватности или неадекватности отражения, опосредования. Иными словами, правовая жизнь и правовая система - это все же разные явления. Правовая система всего лишь отражение правовой жизни. Из этого следует, что подлинной реальностью и первичностью обладает именно правовая жизнь, в то время как правовая система имеет вторичное, производное значение и представляет ценность, лишь будучи адекватным отражением правовой жизни. Но может ли в таком случае понятие правовой системы служить надежным и достаточным источником наших знаний о правовой жизни? А если отражатель искажает действительность?»4.
Во-вторых, понятие правовой жизни, включая понятие правовой системы, олицетворяет не только статические, но прежде всего динамические процессы, осуществляемые в юридической сфере, содержит не только системные, но и несистемные сегменты. Верно подмечено, что «правовая жизнь является процессом, действительностью в ее динамике, всегда завершающейся, рано или поздно, кристаллизацией правоотношений или их разрушением... в противоположность понятию правовой жизни понятие правовой системы характеризует общество с точки зрения одной из его структур как продукта кристаллизации общественных процессов»5.
4 Вопленко Н. Н, Рудковский В. А. Рецензия на монографию «Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект» / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. Саратов, 2005. С. 250.
5 Малахов В. П., Эриашвили Н. Д. Правовая жизнь, ее содержание и формы // Ме-
В-третьих, по объему понятие «правовая жизнь» действительно значительно богаче и шире понятия «правовая система». При всем их внешнем первоначальном сходстве у данных категорий несовпадающие структуры. Никакая система не может включать в себя все то, что есть в жизни. В этом смысле они не конкуренты. Жизнь богаче любых систем, что, бесспорно, относится и к юридической сфере.
Говоря о сложном составе категории правовой жизни общества, К. В. Шундиков подчеркивает, что «постановка вопроса о соотношении понятий "правовая система" и "правовая жизнь" по объему представляется малоперспективной»6. В то же время автор пытается раскрыть структуру понятия «правовая жизнь» и в определенной степени продемонстрировать его объем (гл. 5 названной монографии). К тому же, если правовая система, по мнению К. В. Шундикова, выступает просто системой, то правовая жизнь общества - это уже макросистема7. Отсюда автор попадает в противоречивую ситуацию. С одной стороны, он не призывает сравнивать их по структуре и объему, а с другой стороны, по-разному квалифицирует их статус: соответственно система и макросистема, подтверждая тем самым, что понятие «правовая жизнь» более широкое, чем понятие «правовая система».
В рамках категории «правовая жизнь» (как более масштабной) можно основательнее изучать и категорию «правовая система», которая зависит от первой, изменяется под ее влиянием. Правовая жизнь содержит источники (истоки) разви-
тодологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. М., 2011. С. 76.
6 Шундиков К. В. Синергетический подход в правоведении. Проблемы методологии и опыт теоретического применения: монография. М., 2013. С. 117.
7 Там же. С. 127.
тия не только права, но и всех иных правовых явлений (включая правовую систему).
Правовая система, в свою очередь, в большей степени нацелена на упорядочение юридической жизни общества, выступает по отношению к последней как организующий фактор. Правовая система, обоснованно отмечается в литературе, «это совокупность взаимосвязанных правовых средств, необходимых и достаточных для правового регулирования поведения»8, «есть определенная правовая организация данного обще-ства»9, «будучи стороной правовой жизни, она предстает как внутренне организованная, динамичная целостность, состоящая из процессов и действий, ведущих к образованию и совершенствованию правовых явлений и взаимосвязей между ними»10.
К тому же далеко не все исследователи оценивают понятие правовой системы как предельно широкое. В связи с этим Л. С. Явич правильно отмечал, что «было бы неверно включать в это понятие все без исключения юридические категории, всю правовую действитель-ность»11. На это претендует категория «правовая жизнь», охватывающая собой всю сферу, сопряженную с правом, как соответствующие ему сегменты (правомерные), так и несоответствующие (противоправные), как входящие в правовую систему, так и не входящие в нее (например, преступность), как упорядоченные, так и неупорядоченные и т. п. Справедливо подчеркивается Ю. Ю. Ве-тютневым, что «сама необходимость введения в научный оборот этого по-
8 Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теории права и теории государства. М., 2010. С. 483.
9 Червонюк В. И. Теория государства и права. М., 2006. С. 597.
10 Кухарук Т. В. Некоторые теоретико-методологические вопросы исследования понятия правовой системы общества // Правоведение. 1998. № 2. С. 50.
11 Явич Л. С. Сущность права. Л., 198 5. С. 41.
нятия была связана с тем, что правовая жизнь (в отличие от правовой системы) включает в себя не только официальные, легально признанные явления, но и различного рода отступления, отклонения от юридически установленных образцов»12.
В литературе, на наш взгляд, звучат не совсем корректные призывы. Так, В. В. Сорокин указывает: «...зачастую вместо того, чтобы уделить серьезное внимание понятию "правовая система" авторы стремятся предложить взамен совершенно новые термины - "правовую жизнь", "правовое поле" и другие»13.
Во-первых, почему вместо исследования одних явлений предлагается исследовать другие; во-вторых, почему нужно «уделять серьезное внимание» только понятию правовой системы; в-третьих, понятие правовой жизни предлагается вовсе не взамен понятия правовой системы, а наряду и вместе с ней, поскольку это разные категории, отражающие соответственно и разные уровни юридического бытия.
Сам В. В. Сорокин в той же книге пишет об этом, противореча собственному предыдущему высказыванию: «...по отношению к правовой жизни правовая система выполняет организующую роль. С точки зрения внутренней организации правовой жизни, заметим, что ее нельзя причислять к разряду систем, ибо она включает и неупорядоченные явления и процессы, а также компоненты, лишенные взаимных системных связей. Понятие правовой жизни позволяет охватить конгломерат правовых проявлений в несистемном виде. Термин "правовая жизнь" имеет право на существование как наиболее широкая общетеоретическая ка-
12 Ветютнев Ю. Ю. «Свет» и «тень» правовой жизни // Актуальные проблемы правовой политики и правовой жизни современной России: сб. ст. Тамбов, 2008. С. 51.
13 Сорокин В. В. Правовая система переходного периода: теоретические проблемы. М., 2003. С. 27.
тегория, обнимающая собой всю сферу бытия права»14.
Во вступительной статье к книге Ж. Карбонье «Юридическая социология» В. А. Туманов точно подметил нюансы отличия правовой системы от правовой жизни общества. В частности, он писал: «Ж. Карбонье посвящает правовой системе целый подраздел главы второй. Хотя автор исходит из верной посылки о том, что для социологии права правовая система это нечто иное, чем аналогичное понятие в теории позитивного права или в сравнительном правоведении, тем не менее его социологическая система права предстает как весьма расплывчатое образование. Перед нами не столько правовая система, сколько конгломерат явлений правовой жизни общества (курсив мой. - А. М.), их перечисление без уяснения системообразующих факторов и необходимых внутренних связей, которые и делают систему целостным единством»15.
Об этом же пишут и Н. Н. Воплен-ко и В. А. Рудковский, когда подчеркивают, что «понятие правовой системы охватывает круг явлений правовой жизни общества, которые находятся между собой в состоянии определенной системной связанности как элементы единой национальной системы, существующей на основе принципов целостности и упорядоченности. Здесь нет места для случайных и непредсказуемых явлений. По общему правилу правовая система - гармоничный продукт внутренних закономерностей общественного развития, что и определяет ее понятийную ценность. Однако сводить всю реальную практику правового бытия к системно-структурной упорядоченности вряд ли оправданно. Поэтому понятие "правовая жизнь общества" перекрывает своим объемом и качественной ха-
14 Сорокин В. В. Указ. соч. С. 63-64.
15 Туманов В. А. Вступительная статья к книге Ж. Карбонье «Юридическая социология». Благовещенск, 1998. С. 14.
рактеристикой мир правовых явлений, как системно взаимосвязанных, так и находящихся в состоянии хаоса, неупорядоченности, случайности и т. д. Системность и суммативность в равной мере присущи данному понятию. И это, думается, оправдывает существующую дискуссию о его содержании и категориальном ста-
Что же касается структуры категории «правовая система», то нацеленность ее разработчиков на то, чтобы данная система включала в себя «всю совокупность юридических явлений общества»17, была преждевременной, отражала определенный первоначальный этап в исследовании рассматриваемого явления. Но потом, как это обычно и бывает, приходит более четкое понимание и все встает на свои места.
Следует отметить тот факт, что до конца 90-х гг. XX столетия под правовой системой понимали в основном упорядоченную совокупность лишь позитивных юридических явлений. О негативных (но не противоправных) элементах стали писать относительно недавно и то во многом «под давлением» вводимой категории «правовая жизнь», которая как раз и содержит негативные (в том числе и противоправные) начала как свою неизбежную составную часть.
Более того, специалисты, исследующие правовую систему, практически не уделяют должного внимания, ее негативным моментам, считая, что достаточно говорить лишь о некоторых, «которые неотъемлемо характеризуют элемент правовой системы как необходимую, функциональную единицу системы и составляют ее непосредственное содержание. К негативным явлениям... можно отнести пробельность права, правовой нигилизм, множественность и
16 Вопленко Н. Н, Рудковский В. А. Указ. соч. С. 250-251.
17 Матузов Н. И. Правовая система разви-
того социализма // Советское государство и
право. 1983. № 1. С. 18.
противоречивость источников права и т. д.». Другие же «негативные правовые явления (правонарушения и т. п.) на роль необходимых, функциональных единиц правовой системы явно не подходят»18.
Итак, понятие правовой системы не в состоянии включать все юридические явления, оно явно не справляется с этой задачей и не способно без ущерба «для себя» содержать вышеназванный объем элементов. Поэтому «повисает в воздухе» и следующий тезис: «Довод, согласно которому правовая система якобы оставляет за своими рамками негативные процессы и поэтому нужна более широкая категория, которая отражала бы не только положительное, но и отрицательное начало, также несостоятелен, поскольку и правовая система воспринимается наукой, общественным мнением, гражданами, другими субъектами не иначе как со всеми ее недостатками и изъянами, плюсами и минусами, "положительными и отрицательными началами", а вовсе не в рафинированном виде»19.
Поэтому и нужна более широкая категория, вбирающая в себя не только отдельные «избранные» недостатки и изъяны, а всю юридическую тотальность, поделенную на два противоположных сегмента: позитивную, правомерную, («световую») и негативную, противоправную, в том числе преступную («теневую»), выступающих в качестве своеобразных антиподов. Иначе полноценный анализ юридической жизни общества провести не удастся. Требуется «выход» именно на предельно крупные и одновременно отрицающие друг друга подразделения нашей юридической действительности, чтобы показать их масштабное взаимодействие, «взаимопереходы» и «переливы» друг в друга (например, легализацию и делегализацию,
18 Сорокин В. В. Указ. соч. С. 30-31.
19 Матузов Н. И. Правовая жизнь как объект научного исследования. С. 22-23.
криминализацию и декриминализацию и т. д.).
Как известно, согласно диалектике, чтобы «анализ позволил выявить природу самого объекта, надо доводить его расчленение до обнаружения не только различных, но и противоположных компонентов... Дело в том, что противоположность есть крайняя степень различия, поэтому только различие, доведенное до противоположности, является законченным (завершенным). При этом особый интерес представляет выявление таких противоположностей, которые противоречат друг другу и потому исключают всякое (существующее наряду с ними) третье. Таким образом, только "расщепление" объекта на противоположности обеспечивает наибольшую полноту и глубину анализа»20.
Другими словами, позитивная и негативная части правовой жизни общества - это два явления, которые не могут быть поняты одно без другого, ибо каждое из них предполагает противоположное. Основательно проанализировать позитивную (правомерную) жизнь возможно лишь на фоне негативной (противоправной) жизни и в рамках общего понятия «правовая жизнь». Правильно отмечается в литературе, что «исследование нормального состояния любой системы не может быть ограничено ее рамками, выведено только из нее самой, вне связи с системами более высокого порядка. Сущность аномалий организма не может быть выявлена без рассмотрения той функции, которую они играют в развитии вида в целом, то есть без обращения к более широкой системе связей, в которую эти образования включены как элементы и относятся как часть к целому»21.
К тому же позитивные («свет») и негативные («тень») составляющие
20 Материалистическая диалектика / отв. ред. Ф. Ф. Вяккерев: в 5 т. Т. 1. М., 1981. С. 24.
21 Там же. С. 287.
правовой жизни можно рассматривать как парные юридические категории, поскольку они:
1) выражают некое юридическое целое, выступая двумя противоположностями соответственно со знаками «плюс» и «минус»;
2) диалектически связаны между собой (изменения в одной составляющей правовой жизни ведут к изменениям в другой), что проявляется в специфических «взаимопереливах», «взаимопереходах» позитивных сегментов в негативные и наоборот;
3) выступают двумя обобщающими компонентами, вбирающими в себя разнополярные, но относящиеся к праву явления;
4) олицетворяют собой соответственно позитивную (правомерную, «световую») и негативную (противоправную, «теневую») реальности;
5) обозначают в своей совокупности все юридические явления и процессы, всю юридическую тотальность.
Разумеется, правовая жизнь общества - междисциплинарное понятие, заимствованное из других наук. Однако это относится ко многим иным понятиям, ныне «прописавшимся» в юриспруденции.
В. В. Сорокин высказывает определенное беспокойство по поводу сложившейся ситуации в современной юридической науке. В частности, он пишет, что «к настоящему моменту аналитические разработки в праве перешагнули через имеющиеся теории, и накопленный теоретический материал в них уже не укладывается. Однако вводимые в теорию права понятия не должны приводить к игнорированию или недооценке ее собственного категориального аппарата, "растворять" его в юридических понятиях, заимствованных из иных отраслей знаний»22.
22 Сорокин В. В. Указ. соч. С. 27.
Во-первых, то, что «к настоящему моменту аналитические разработки в праве перешагнули через имеющиеся теории, и накопленный теоретический материал в них уже не укладывается», отражает обычный ход развития любой науки, ее постоянные качественные изменения. Это позитивное свидетельство ее дальнейшего движения вперед к освоению новых более сложных объектов. Именно поэтому и возникает потребность в категориях более широкого плана, способных охватить данные новые аналитические разработки, «перешагнувшие через имеющиеся теории и накопленный теоретический материал». И такой категорией по отношению к категории правовой системы выступает правовая жизнь. Она вполне может преодолеть те трудности, которые возникли у категории правовой системы, связанные с охватом всей тотальности юридических явлений.
Во-вторых, правовая жизнь, как вводимое в теорию права понятие, вовсе не приводит «к игнорированию или недооценке» имеющегося категориального аппарата, например, правовой системы. Наоборот, с помощью категории правовой жизни можно попытаться очертить более точные границы понятия правовой системы (которые необоснованно стали расширяться), более четко определить функции последней применительно к той же правовой жизни (правовая система призвана поддерживать в ней определенный порядок, организовывать ее).
В-третьих, само понятие правовой системы не выступает ярким представителем «собственного категориального аппарата» теории права, оно тоже, как известно, заимствовано из общей теории систем и других гуманитарных наук (прежде всего социологии, политологии, философии). Только заимствовано чуть раньше, ибо раньше в ней и возникла потребность. Однако временной параметр здесь не может выступать главным. Поэтому «растворять» по-
нятие правовой системы не приходится; оно изначально «растворено» в «иных отраслях знаний»23.
Следовательно, основательное исследование правовой жизни общества - следующий важнейший этап в развитии юридической науки (и прежде всего теории права), в рамках которого требуется анализировать не только право и правовую систему, но и все юридические явления вместе взятые, не только позитивные (правомерные), но и негативные (противоправные), их составляющие, не только с формально-юридических, но и с общекультурных позиций (с точки зрения экономической, политической, нравственной и иной жизнедеятельности), что требует привлечения соответствующего методологического ресурса, позволившего «выйти» на решение подобной весьма непростой научной задачи.
Верно отмечается в литературе, что, во-первых, «в понятии "правовая жизнь общества" отражается неразрывная связь правовых явлений со всеми другими сферами об-щества»24, во-вторых, введение категории «правовая жизнь» «отражает тенденцию развития отечественной правовой мысли в направлении все большего расширения границ правовой действительности», в-третьих, «правовая мысль достигла в своем развитии такой точки (стадии, ступени и т. д.), когда требуется включение в поле зрения исследователя общекультурных факторов»25, в-четвертых, «сегодня мы находимся на таком этапе, когда можно и нужно отнестись к имеющимся фактам отечественной правовой жизни с несколько иных, непривычных позиций: не с чисто формально-юридических, социологических, психологических, кибернетических или аб-
23 Сорокин В. В. Указ. соч. С. 27.
24 Бельский К. Т. Формирование и развитие социалистического правосознания. М., 1982. С. 30.
25 Право и культура / отв. ред. Н. С. Соко-
лова. М., 2002. С. 66.
страктно-общечеловеческих, а через призму национально-исторической и культурно-типологической природы отечественного правового мира в интересах познания его конкретной целостности и системности. Далеко не случайно, что именно в пореформенный период в отечественной юридической науке стала разрабатываться категория "правовая жизнь" как попытка взглянуть на российские правовые явления с новых социально-культурных и догматических позиций. Категория "правовая система" в большей мере обозначает иной - си-нергетический и сравнительно-правовой аспекты исследования национальных правовых явлений»26.
Из всего сказанного можно сделать определенные выводы.
1) выступая разновидностью (формой) социальной жизни, призвана олицетворять ее проявление в юридической сфере;
2) создает условия для полноценного соотношения с экономической, политической, нравственной и иной жизнью, выступая наряду с ними однопорядковой, одноуровневой категорией;
3) содействует исследованию юридической сферы в большей степени с точки зрения общекультурных, общесоциальных факторов;
4) охватывает все правовые явления, причем как позитивные, так и негативные, выражая своего рода юридическую тотальность;
5) позволяет в свою очередь анализировать позитивную (правомерную) и негативную (противоправную, теневую) составляющие как соответствующие позитивные (правомерные) и негативнее (противоправные) всеобщности (тотальности), которые
26 Синюков В. Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию: монография. 2-е изд. М., 2010. С. 18.
должны исследоваться комплексно, системно как взаимосвязанные сегменты, как две противоположности одного целого - правовой жизни;
6) способствует их рассмотрению во взаимодействии, взаимопереходах позитивной части правовой жизни в негативную (например, процессы криминализации, делегализации) и, наоборот, негативной части в позитивную (декриминализации, амнистии);
7) отражает диалектику юридического бытия, базирующуюся на противоречиях (противоборстве, борьбе) позитивной (правомерной) и негативной (противоправной) составляющих ее начал;
8) содержит в себе как организующие (регулирующие), так и самоорганизующие (саморегулирующие) начала, позволяющие правовой жизни нормально развиваться;
9) выступает в качестве своеобразной внешней («питательной») среды для правовой системы общества (подобно тому, как экономическая, политическая и нравственная жизнь выступает такой же средой соответственно для экономической, политической и нравственной систем);
10) ориентирует на познание не только статической, но и преимущественно функциональной, динамичной составляющей юридического бытия общества;
11) показывает не только юридическую действительность (реальность), но и исторические аспекты юридического бытия общества, как настоящее, так и прошлое, своего рода генезис, историю его становления и развития.
Категория «правовая жизнь общества», будучи предельно широкой, позволяет к тому же, во-первых, в некоторой степени определить (а в ряде случаев уточнить) границы иных категорий, так или иначе в нее входящих; во-вторых, «ранжировать» (приводить в порядок) входящие в нее категории; в-третьих, увидеть то, как они связаны между собой и с самой категорией «правовая жизнь общества».
В условиях глобализации, как ни парадоксально, в тщательном изучении нуждаются культурно-исторические аспекты отечественной правовой жизни, что требует нового методологического инструментария. Задача современной отечественной методологии - найти такое измерение права, которое не разрывало бы целостности этого юридического феномена с духовным строем России, ее уникальным культурным миром. В связи с этим В. Н. Синюков и Т. В. Синюкова подчеркивают, что «категория "правовая жизнь", введенная А. В. Малько, вполне может выполнить роль методологического понятия права при условии проведения специфической правовой конструктивизации уже известных правовых объектов. Эта теоретическая задача весьма сложная»27.
В условиях дальнейшего усложнения социальных связей правовое развитие общества все настойчивее требует интегрального, прежде всего общетеоретического анализа правовой жизни как различных стран, так и отдельных регионов.
Библиографический список
Алексеев С. С. Теория права. 2-е изд. М., 1995.
Бельский К. Т. Формирование и развитие социалистического правосознания. М., 1982.
Ветютнев Ю. Ю. «Свет» и «тень» правовой жизни // Актуальные проблемы правовой политики и правовой жизни современной России: сб. ст. Тамбов, 2008.
Вопленко Н. Н., Рудковский В. А. Рецензия на монографию «Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект» / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. Саратов, 2005.
Кухарук Т. В. Некоторые теоретико-методологические вопросы исследования понятия правовой системы общества // Правоведение. 1998. № 2.
27 Синюков В. Н., Синюкова Т. В. К обновлению методологии юридической науки // Современные методы исследования в правоведении / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. Саратов, 2007. С. 38.
Малахов В. П., Эриашвили Н. Д. Правовая жизнь, ее содержание и формы // Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. М., 2011.
Малько А. В. Теория правовой политики: монография. М., 2012.
Материалистическая диалектика / отв. ред. Ф. Ф. Вяккерев: в 5 т. Т. 1. М., 1981.
Матузов Н. И. Правовая жизнь как объект научного исследования // Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект / под ред. Н. И. Матузо-ва, А. В. Малько. Саратов, 2005.
Матузов Н. И. Правовая система развитого социализма // Советское государство и право. 1983. № 1.
Право и культура / отв. ред. Н. С. Соколова. М., 2002.
Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теории права и теории государства. М., 2010.
Синюков В. Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию: монография. 2-е изд. М., 2010.
Синюков В. Н., Синюкова Т. В. К обновлению методологии юридической науки // Современные методы исследования в правоведении / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Маль-ко. Саратов, 2007.
Сорокин В. В. Правовая система переходного периода: теоретические проблемы. М., 2003.
Туманов В. А. Вступительная статья к книге Ж. Карбонье «Юридическая социология». Благовещенск, 1998.
Червонюк В. И. Теория государства и права. М., 2006.
Шундиков К. В. Синергетический подход в правоведении. Проблемы методологии и опыт теоретического применения: монография. М., 2013.
Явич Л. С. Сущность права. Л., 1985.
Конкретизация в праве:
методологические основы исследования
ВЛАСЕНКО Николай Александрович, доктор юридических наук, профессор, заведующий отделом теории законодательства Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Российская Федерация, 117218, г. Москва, ул. Большая Черемушкинская, д. 34
Рассматриваются основания исследования феномена конкретизации права. Анализируются логическое и языковое содержание конкретизации права как предметной деятельности человека. Посредством особенностей категории «неправо» иллюстрируются пределы деятельности человека по конкретизации права. Выделяются правотворческая конкретизация и ее формы (предметная и логическая) и правореализационная конкретизация, в частности, рассматривается правоприменительная конкретизация в связи с юридической квалификацией. Ставится вопрос о злоупотреблении конкретизацией права. Утверждается, что эффективность исследования категории «конкретизация права» предопределена правопониманием; понимание конкретизации права как перехода от неопределенности к определенности правового регулирования является наиболее эффективным в отличие от интегративного право-понимания. Неэффективность интегративного подхода связывается с включением в понятие права разносторонних элементов.
* В основу статьи положены тезисы двух докладов автора по данной проблеме: Власен-ко Н. А. Методологические основы исследования феномена правовой конкретизации: доклад на IX Международной научно-практической конференции «Конкретизация права: теоретические и практические проблемы». Москва, 21-25 апреля 2014 г.; Власенко Н. А. Конкретизация в праве: природа и пути исследования: доклад на Международном симпозиуме «Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики». Геленджик, 27-28 сентября 2007 г.
Введение 3
Глава 1. Правовая система общества 5
1.1. Понятие и признаки правовой системы общества 5
1.2. Правовая система как организующее начало правовой жизни общества 9
Глава 2. Правовая жизнь общества 12
2.1. Понятие, признаки и структура правовой жизни общества 12
2.2. Правовая жизнь как основа для развития и функционирования правовой системы общества 16
Заключение 26
Список используемой литературы 28
Введение
Понятие правовой системы является самостоятельным понятием, одним из основных в современной юридической науке и обществоведении. Его появление стало возможным вследствие комплексного подхода в исследовании правовых явлений путем сочетания формально – юридического, сравнительно – правового и социологического методов познания. Становление этого понятия связано с развитием научного правопонимания, так как термин «правопонимание» включает не только понятие «право», но и ряд других общетеоретических правовых категорий и понятий, охватывающих всю систему правовых явлений, а также философских и социологических категорий, выражают связи опосредования права и других социальных явлений.
В настоящее время существуют различные подходы к исследованию правовой системы, достаточно большое количество аспектов такого научного процесса, накопленный объемный научный материал, однако, и до сих пор отсутствует единство взглядов на понятие правовой системы, его гносеологическую и методологическую ценность, генезис.
Термин «правовая система» использовался еще в XIX в., Однако как синоним права или законодательства. Создания и функционирования национальных правовых систем усиливали интерес к исследованию иностранного права. Развитие юридической науки конца XIX – начала XX в. достигло уровня становления такого направления исследования как сравнительное правоведение, которое позже формируется как самостоятельная отрасль. Именно сравнительное правоведение в течение прошлого века наиболее подробно исследовал правовые системы. В 30– х годах XX в. в советской юридической науке утвердилось узконормативного понимание права. Основное внимание уделялось изучению системы права и системы законодательства, фактически вытеснив исследования правовой системы. Возможно, поэтому правовой системе довольно часто отождествляли с системой права. В западной литературе ряд ученых трактовали правовую систему как систему права, в частности, Г. Кельзен в «Общей теории права и государства» (1946), Дж. Рацy работе «Концепция правовой системы» (1970), А. Ватсон в «Природе закона» и другие.
Цель работы – исследование правовой системы и правовой жизни общества.
Для реализации этой цели поставлены следующие задачи: дать понятие правовой системы и правовой жизни общества, изучить правовую систему как организующее начало правовой жизни общества, рассмотреть правовую жизнь как основу для развития и функционирования правовой системы общества.
Предмет исследования – правовая жизнь и правовая система как основа для развития и функционирования правовой системы общества.
Объект исследования – правовая жизнь и правовая система.
Работа выполнена на основе нормативно-правовых актов РФ и трудов отечественных авторов в области теории государства и права. Характеризуя степень научной разработанности проблематики, следует учесть, что данная тема уже анализировалась у различных авторов в различных изданиях: учебниках, монографиях, периодических изданиях и в интернете. Тем не менее, при изучении литературы и источников отмечается недостаточное количество полных и явных исследований тематики. Методологической основой исследования явились основные положения материалистической диалектики и логики в их единстве.
Научная значимость данной работы состоит в оптимизации и упорядочивании существующей научно-методологической базы по исследуемой проблематике – еще одним независимым авторским исследованием. Практическая значимость темы состоит в анализе проблем как во временном, так и в пространственном разрезах.
Глава 1. Правовая система общества
1.1. Понятие и признаки правовой системы общества
Такое многообразие в подходах к исследованию данного явления подтверждает то, что правовая система является сложным, многофункциональный явлением и относится, как и все подсистемы социальной системы, в сложноорганизованных (сверхсложных) систем.
Вместе с тем анализ тех или иных сторон этого явления должен осуществляться на основе понятия «правовая система», которое является первоочередным в такого рода исследованиях. Уже более двух десятков лет данное понятие интенсивно исследуется как зарубежной, так и отечественной юридической наукой. Так, в отечественной литературе правовую систему определяют как: комплекс взаимосвязанных и согласованных юридических средств, которые предназначены для регулирования общественных отношений, а также юридических явлений, возникающих в результате такого регулирования (правовые нормы, правовые принципы, правосознание, законодательство, правовые отношения, юридические учреждения, юридическая техника, правовая культура, состояние законности и ее деформации, правопорядок и др.); объективное, исторически закономерный правовое явление, которое включает в себя взаимосвязанные, взаимообусловленные и взаимодействующие компоненты: право и воплощая его законодательство, юридические учреждения и юридическую практику, субъективные права и обязанности, правоотношения, правовую идеологию и др..; формализованный комплекс нормативных, организационных, контрольных, идеологических составляющих права, существующие на национальном, региональном и международном уровнях; система всех юридических явлений, существующих в определенном государстве или группе однотипных государств; единственная, стойка, динамическая совокупность, явлений правового характера, и прежде всего системы права, правосознания и правовой деятельности, отражающие определенную степень обобщения юридической действительности; целостное многоуровневое образование, которое отражает совокупность взаимосвязанных юридических средств (явлений) и как элементы включает правовые явления, которые обеспечивают единство социальных и правовых качеств. Или дается определение национальной правовой системы как обусловленной объективными закономерностями (в том числе, культурными, историческими и географическими особенностями) развития определенного объединения людей (общины, общества, государства, этноса) целостной совокупности взаимосвязанных норм правовых институтов и юридических явлений, постоянно воспроизводятся и используются людьми в процессе совместной жизни в рамках локальной цивилизации.
Однако ряд спорных вопросов не нашли своего решения и по нынешним временам, в частности, нет однозначности в определении понятия правовой системы, ее структуры, типов, взаимосвязей с другими подсистемами социальной системы. Считается, что категория «правовая система» до настоящего времени недостаточно разработана.
Чаще становления понятия «правовая система» связывают с дискуссиями относительно понятия права. Так, Ю.А. Тихомиров считает, что само исследование права как единого целого вызвало необходимость разработки понятия правовой системы. Другие авторы особое значение в развитии понятия» правовая система» предоставляют утверждению в юридической науке широкого подхода к праву. Несколько отличная позиция относительно генезиса этого понятия прослеживается во взглядах Л.Б. Тиунов, которая связывает появление понятия «правовая система» с интеграцией юридических знаний. Близкими к позициям Л.Б. Тиунов есть и взгляды В.М. Протасова, который считает, что понятие правовой системы может быть лишь результатом практического воплощения в жизнь уже разработанной теоретической модели системы. Существует мнение, что понятие «правовая система» является компромиссом между»узким» и»широким» подходами к праву, как и позиция, в отношении которого это понятие призвано объединить в целостном видении все подходы к правопонимания.
Теперь Ю.А. Тихомиров отмечает, что понятие «правовая система» является теоретико – методологической основой для развития представлений о правовых явлениях и является родовым понятием для таких видовых понятий как «система законодательства», «законы», «система права» и другие. Это понятие, по мнению ряда авторов, с динамичным, функционирующим правом и является отличным понятием от системы права. В частности, эту точку зрения разделяют С.С. Алексеев, В.К. Бабаев, A.M. Васильев, В.Н. Карташов, г. С. Лившиц, Е.А. Лукашова, М.И. Матузов, Л.Б. Тиунова, Л.С. Явич и другие. В западной науке такой подход связывается с именами К.Р. Ньютона («Основные принципы права», 1977) и П. Голдинга («Философия права», 1975), Дж. Тернера («Социология права: социально – структурные направления», 1980) и других ученых. И при всех существующих различиях, названные позиции, по сути касаются гносеологических аспектов формирования данного юридического понятия. И важнейшие предпосылки его формирования находятся в области юридического знания: его качества, методологии, процессах, происходящих в юридической науке.
Наряду с этим в литературе появляются научные работы, авторы которых пытаются трактовать понятие» правовая система» более широко. Так, Б.Л. Назаров к правовой системе относил не только юридические нормы, но и правоотношения, которые рассматривались в их единстве. Эта позиция, основанн
ПРАВОВАЯ ЖИЗНЬ - совокупность многообразных видов и форм деятельности и поведения людей, их коллективов в сфере действия права, направленных на обеспечение условий и средств существования, реализации частных и публичных, индивидуальных и групповых интересов, утверждения соответствующих им ценностей. Правовая жизнь характеризует рассматриваемые в единстве предметные формы бытия человека и общества, их отношение к праву, использованию правовых средств для осуществления индивидами и их объединениями своих интересов и потребностей. Правовая жизнь обусловлена феноменом действующего права и в этом смысле представляет собой мир упорядоченных (предусмотренных) нормами права реалий (действий, поступков, отношений).
Правовую жизнь можно рассматривать как сферу осуществления права, его потенциала, творческой роли или, образно говоря, жизнь права, его бытия. Это одновременно и совокупность многообразных форм правовой активности участников регулируемых правом отношений. В правовой сфере субъекты представлены в различном качестве: истцов и ответчиков, наследодателей и наследников, адвокатов и прокуроров, судей и экспертов, свидетелей и обвиняемых, избирателей и депутатов, законопослушных граждан и правонарушителей, кредиторов и должников и т.д. Одновременно правовая жизнь включает своим содержанием область действия т.н. «теневого права» и различного рода правовые аномалии. Правовая патология в этом смысле также часть правовой жизни, ее ингредиент. Как составная часть общественной жизни, правовая жизнь непосредственно вовлечена в решение общественных задач и ее организация подчинена их реализации. Правовая жизнь может рассматриваться как на уровне общества, так и отдельных его общностей и даже отдельной личности; она дифференцируется по пространственному принципу (правовая жизнь государства, отдельных его территорий), временному (правовая жизнь современного общества и прошедших правовых эпох); по уровню правового развития общества (правовая жизнь правового общества и неправового, с тоталитарным наследием) и др.
ПРАВОВАЯ СРЕДА - взятая в единстве система юридических связей и отношений, правовых учреждений, иных правовых реалий, обусловленных действием права и определяющих в конечном счете характер, направленность, интенсивность реализуемой социальными субъектами - гражданами, их объединениями, должностными лицами государственного и общественного аппарата - правовой активности. Правовая среда это социальная среда, которая оказывает позитивно-стимулирующее воздействие на выбор участниками регулируемых отношений правомерных способов деятельности (правовая среда предполагает: совершенное законодательство, эффективную юстицию, правовую развитую культуру и правовой менталитет населения и государственных структур, предрасполагающих их действовать в согласии с правом и др.). Правовая среда представляет собой системное образование, центральным элементом которого выступает человек его социально-правовая активность, направленная на восприятие, осуществление и воспроизводство правовых установлений. Система общественных связей и отношений, отражающая взаимодействие людей в сфере общественной жизни, очерченной правом, есть главное, необходимое и существенное в понимании правовой среды. Правовая среда в этом смысле есть развертывающийся в пространстве и во времени процесс движения правовых связей и отношений характеризующий в своем единстве правовую жизнь общества.
Правовая активность личности и ее содержание.
Правовая активность - обусловленное социально-правовыми устоями, потребностями и интересами людей их общественное качество, характеризующееся реальным осуществлением ими правовых требований, принципов и установлений.
Правовая активность есть составляющая часть социальной активности (активности социального субъекта), сущность которой раскрывается во взаимосвязи категорий «субъект» и «объект».Взаимодействие, процессы субъективации (переход и закрепление в организации и структуре субъекта свойств объекта) и объективации (реализации субъективных свойств вовне, опредмечивание объекта) и составляют суть категории «активность».
Как вид социальной активности правовая активность представляет собой единство внутреннего (совокупность приобретенных личностью в процессе ее правовой социализации свойств) и внешнего (действий, деятельности личности как следствия проявления вовне внутренних характеристик (свойств) ее носителя) аспектов.
Если внутренний аспект правовой активности отражает подверженность человеческих индивидов правовому воздействию, восприятие ими права и его ценностей, то внешняя сторона правовой активности характеризует обратный процесс: воздействие ее носителей сообразно их потребностям и интересам на социально-правовую среду, в ходе которого она претерпевает определенные преобразования. носители правовой активности имеют реальную возможность не только адаптироваться к окружающей действительности, но и известным образом приспособить ее к себе. В этом процессе происходит взаимное обогащение субъекта и той социально-правовой среды, в которой он находится. Взаимодействие субъекта с правовой средой является одновременно и фактором самореализации творческих потенций индивидов, и источником развития их правовой культуры, обогащения всего духовного облика. Реализуя правовую активность, социальный субъект одновременно преобразует социально-правовую среду и в то же время реализует собственные творческие возможности, удовлетворяет многообразные личные потребности и интересы.
Социально-правовая активность выражается в понимании человеком его личной ответственности за состояние законности и правопорядка в стране. Она состоит в том, что человек постоянно осознаёт себя гражданином Республики. Ему чужд индивидуалистический принцип "меня это не касается".
Воспитать человека с социально-активным поведением - значит подготовить активного проводника в жизнь правовой политики, организатора и участника решения, текущих и перспективных задач укрепления правовой основы государства, защитника личности, ее прав и свобод, собственности, природной среды, общественного и государственного строя, конституционного порядка, мира и безопасности человечества.
Формирование социально-активного правого поведения должно начинаться с формированием гражданственности, ибо правовая активность человека тесно связана с высокой идейной убежденностью, систематическим участием в решении общественных дел, преданностью нравственным идеалам и принципам гуманизма, стремлением им следовать, их отстаивать, проявление активной позиции, душевным и внимательным отношением к людям.
Понимание необходимости личного вклада в правоприменительную деятельность, в совершенствование правовой системы, в предупреждение нарушений законности и правопорядка приходит к молодому человеку вместе с чувством любви к Родине, сознанием ответственности вместе с чувством любви к Родине, сознанием ответственности за ее процветание, продвижение по пути прогресса. Шаг за шагом развивается у него чувство долга, приобретая полноту и многогранность по мере формирования мировоззрения. Молодой человек начинает осознавать свой долг как систему конкретных обязанностей перед обществом, перед государством.
Стержнем формирования социальной активности молодого гражданина является идейность. Многие к идейному воспитанию относятся с ‑
настороженностью, критически, как к продукту тоталитарной системы. Между тем, идейное воспитание подрастающего поколения и сегодня остаётся одной из важнейших задач. Правда, содержание его теперь несколько изменилось. Оно должно основываться на идеологии национальной независимости и направляться на воспитание у молодых граждан чувства постоянной озабоченности судьбой Родины, народа, стремления к укреплению её политической, экономической и правовой основ. Молодёжь должна понять процессы, происходящие в обществе, захотеть бороться с явлениями, тормозящими происходящие в Республике преобразования, выработать активную жизненную позицию и сознательно добиваться торжества законности и правопорядка. А для этого необходимо вызвать у молодёжи интерес к государственно-правовой сфере жизни общества, понимания ценности права не только для общества, но и лично для каждого его члена. Заинтересованность, увлечение - это один из важнейших факторов развития социальной активности молодёжи.
Важное условие формирования социально-правовой активности молодого человека - уважение его достоинства, отказ от командных форм общения с ним. Надо не декларировать правовые нормы. А убеждать молодых людей в их правильности, увлекать молодёжь полезными делами, побуждать к ответственному поведению. Если добиваться от молодёжи лишь слепой исполнительности, беспрекословного следования приказам, она никогда не избавится от инфантильности, социальной незрелости.
Поток формирующегося сознания подрастающего поколения должен направляться на то, чтобы все приобретенные знания, все жизненные впечатления побуждали его к серьёзной внутренней перестройке, обогащались собственной мыслью и становились состоянием личности. Только человек с напряженной внутренней жизнью способен самостоятельно действовать в интересах общества, не дожидаясь специальных поручений и заданий.
Правовой прогресс и его содержание.
ПРАВОВОЙ ПРОГРЕСС - объективный, закономерный, характеризующийся восходящей направленностью процесс правового развития общества, его социальных групп и личности. Категория правового прогресса отражает направленность и качественно возросший уровень протекающих в политико-правовой сфере общества процессов; повышающуюся роль права в решении общесоциальных задач и в правовой жизни каждого человека, его (права) возросшую ценность и авторитет; тенденции дальнейшего укрепления правовой государственности; распространение удельного веса правовой активности граждан и представителей властных структур в общем массиве юридически значимого поведения и деятельности; реальную обеспеченность прав и свобод граждан.
Правовой прогресс отображает характер и уровень правового развития общества, его поступательно-стадиальное движение от менее совершенных к более совершенным формам правовой жизнедеятельности, от менее развитой к более развитой правовой культуре и правовой системе. Это прогресс права (наличие развитого современного законодательства, отвечающего принципам демократического устройства общества), культура правового общения населения и власти, межличностных и групповых взаимоотношений, господство закона над случаем и усмотрением, правовая ментальность, правовое сознание в целом, предрасполагающее к цивилизованным формам достижения фактических целей, правомерному образу организации поведения и деятельности, толерантные позиции и действия в отношении власти и в отношении к другим индивидам, относящимся к иным идентификационным социальным группам. Правовой прогресс отображает доступ новых социальных групп населения к правам и свободам, усиление гарантий прав и свобод, их реализуемости и т.д.
Правовой прогресс, несомненно, связан с качеством правового инструментария, его доступностью для всех без исключения использовать правовые средства для решения личных, корпоративных и публичных интересов.
Правовой прогресс характеризует высокую правовую информированность населения, профессионально-юридическую компетентность должностных лиц государства, высокий престиж юридических учреждений, их социальную востребованность и социальную пользу. Прогрессивное развитие общества предполагает наличие развитой системы профессионально-юридического образования и юридического всеобуча населения, реально существующую возможность приобретения юридических знаний и беспрепятственного получения нужной правовой информации. С прогрессивным правовым развитием общества, следовательно, связаны его демократизм, открытость, развитость институтов и систем гражданского общества.
Для правового прогресса характерно явление правовой гармонизации:
между правами личности и ее обязанностями; между провозглашенными (декларированными) правами и правами, реально осуществимыми, гарантированными законом и всей социально-политической системой общества и государства; между отношением массового правосознания к ожидаемым законодательным новациям и реально складывающейся законодательной практикой; между декларируемой законом презумпцией знания закона и реально фиксируемым социальными «замерами» уровнем правовой информированности; между правовой политикой государства и эффективностью действия права, юридических учреждений государства прежде всего; между увеличивающимся количеством профессиональных юристов в обществе и общим ростом правосознания и правовой культуры общества и отдельных его групп; возрастанием числа и «стоимости» правоохранительных структур и уровнем общественной безопасности, состоянием борьбы с преступностью и правопорядка; между декларируемым и реальным, фактическим правопорядком.
Прогресс общества и правовой прогресс - явления взаимосвязанные и взаимообусловленные. Как бы некоторые теоретики не отдаляли государство от права, а право от государства, очевидно, что развитие каждого из них невозможно без взаимовлияния. Право и правовые конструкции в лучшем случаи могут остаться достоянием истории (памятниками права), если они не приобретут жизненную силу, не станут действующими, не будут служить инструментами для обеспечения социального комфорта как отдельного индивида, так и общностей людей. Реально действующий характер праву в значительной степени придает государство, институты государственной власти. Вопрос о том, каким должно стать право, о его прогрессе - это одновременно и вопрос о том, что собой должно представлять государство, в конечном счете это и вопрос о прогрессе государства. Государственный нигилизм так же не приемлем, как и правовой нигилизм.
Малько, А. В.
Михайлов, А. Е.
Невважай, И. Д.
2002
Аннотация:
Опубликовано: Научно-аналитический журнал ¨Новая правовая мысль¨. - 2002. - № 1. - С. 4 - 12. Полный текст документа:
Правовая жизнь: философские и общетеоретические проблемы
В нашей стране юридические науки долго находились под известным идеологическим влиянием. Это, в частности, выразилось в ограниченности методологических ресурсов, применявшихся в исследовании фундаментальных аспектов правовой реальности. Отечественная философия и теория права в значительной мере все еще продолжают опираться на философские парадигмы, сформированные в рамках классической философии. Свою задачу мы видим в том, чтобы показать необходимость использования новых методологических ресурсов для осмысления таких явлений жизни общества, на которые раньше почти не обращалось внимания. Мы имеем в виду, прежде всего, существование особой сферы социальной жизни – правовой. На наш взгляд, основанием для постановки такого вопроса и разработки концепции правовой жизни являются следующие три обстоятельства: существование сферы бессознательного в социальной жизни, наличие плюрализма культур и особого статуса прав и свобод человека. Учет в теоретическом анализе, по крайней мере, этих трех обстоятельств заставляет нас обратить внимание на необходимость разработки новой методологии в исследовании явлений правовой жизни.
Наиболее распространенные и устоявшиеся предрассудки в отношении феномена правовой жизни в отечественной теории государства и права связаны, на наш взгляд, с абсолютизацией сознательного тотального контроля жизни социума, с абсолютизацией единства правовых культур различных его слоев и недооценкой значимости института прав человека в жизни государства и общества.
Обыденное понимание правовой жизни сводится к представлению о той сумме явлений общественной жизни, которые имеют юридически определенные форму и содержание. В том случае, когда мы говорим о правовой жизни, не уточняя смысла понятия жизни, ничего нового в понятии правовой жизни мы не обнаружим.
Исследуя природу правовой жизни общества, по нашему мнению, необходимо руководствоваться принципом «философии жизни», который позволяет понять повседневную жизнь как органическую, динамическую систему, способную к самоорганизации, к продуцированию норм рационального поведения, социальной деятельности. Это положение осознается многими учеными. Так, например, А.Б. Венгеров замечает, что «в правовой жизни общества в кризисных ситуациях могут возникать состояния неопределенности, неустойчивости, и тогда субъективное, случайное, самоорганизующееся задает подчас самые неожиданные направления развития, перемен, формирует определяющие тенденции, переходы общества из одного правового состояния в другое…» .
Проблема правовой жизни начинается в философском смысле с вопроса о том, что есть жизнь вообще. Жизнь пчелиного роя или жизнь термитника характеризуется высокой степенью порядка, и иногда служат образцом общества с идеальным порядком. В каком смысле мы говорим, скажем, о жизни термитника? Это совокупность всех форм действий, организации, присущих термитнику. Или проще: это все, что с ним и в нем происходит. Никому в голову не придет говорить о правовой жизни термитников. Причина видится простой: отсутствие сознания и свободы воли у «населения» термитника. Отсюда, казалось бы, следует вывод, что правовая жизнь существует только там и тогда, где и когда действия свободны и сопровождаются контролем со стороны сознания. Иначе говоря, всякую общественную жизнь, и правовую в том числе, мы мыслим как совокупность осознанных актов. Но после того как Марксом, а затем и К. Юнгом была открыта сфера коллективного бессознательного, сводить общественную жизнь и жизнь отдельного индивида к совокупности сознательных поступков было бы методологической ошибкой. Такую ошибку нередко допускают те теоретики и практики права, которые видят правовую жизнь только со стороны юридически оформленных и официальным образом признанных сознательных актов. Поэтому фактически признается не жизнь (правовая) людей, а жизнь официальных идей и соответствующих им институтов. Подобное, по сути, идеологически ангажированное видение правовой жизни является устаревшим в свете тех реальных процессов, которые мы наблюдаем в жизни современного общества. Следствием такого идеологического подхода, который скорее отражает желаемое, чем действительное, является установка на признание единства правовой жизни, обусловленного одной системой права и законодательства, существующего в каждой данной стране. Отсюда вторая ошибка, состоящая в том, что не признается факт гетерогенности правовой жизни общества. Как отмечал еще Н.И. Крылов, «жизнь народная, и в особенности жизнь юридическая, слишком разнообразна, многосложна, неуловима» .
Обращая внимание на особый статус правовой жизни в социуме и говоря о необходимости ее признания, мы имеем в виду, во-первых, ее относительную самостоятельность и независимость от других форм общественной жизни, и, во-вторых, что более существенно, она имеет принципиально субъектный характер. Это означает, что жизнь есть реальность, которой живут, которую проживают. Она не может быть чем-то внешним по отношению к субъекту правовой жизни. Жизнь – это не то, в чем живут, но сам способ существования в мире субъекта деятельности, познания, оценки, переживания, мышления. В этих простых соображениях заключается главный пафос той философии, которая нам известна под названием «философии жизни».
Таким образом, если мы ставим вопрос о признании особой сферы правовой жизни, то это означает признание субъектного (а не только объектного) характера правовых форм жизни. Иначе говоря, если кто-то живет правовой жизнью, то она ему принадлежит как субъекту, это его – субъекта – собственная жизнь. Здесь человек, выражаясь словами Канта, обязательно выступает в качестве цели, но никогда только как средство правовой жизни. С этой точки зрения, например, система функционирующих в обществе юридических норм не может рассматриваться в качестве атрибута жизни, если она не является способом субъектного целеполагающего бытия человека или определенной группы людей.
Первое выделенное нами обстоятельство – относительная самостоятельность правовой жизни – является следствием второго: если правовая жизнь имеет субъектный характер, то она в самой себе заключает основание, принцип своего существования и свою собственную цель. Сказанное можно пояснить следующим образом. Все, что не есть моя жизнь, есть лишь внешние обстоятельства моей жизни. Точно так же «жизнь» законов, юридических институтов и т.п. есть юридические обстоятельства той правовой жизни, если ее субъект не порождает эти обстоятельства, не владеет средствами и способами их воспроизводства. Правовая жизнь определенного субъекта может, конечно, протекать в юридических формах как своих внешних обстоятельствах, но она может иметь и иные формы, имеющие правовую природу. Конечно, правовая жизнь связана с юридическими правилами поведения (предписаниями) и с соответствующими юридическими последствиями. Как отмечал известный русский теоретик права И.В. Михайловский, «основным признаком понятия правовой жизни является наличность юридических норм, …регулирующих распорядок совместной жизни людей, их взаимные отношения…» .
Понятие «правовая жизнь» – общетеоретическое по своей сути, обобщающее разные отраслевые виды правовой жизни. Для наиболее полного его исследования рассмотрим его соотношение с такими родственными понятиями, как «правовая форма», «правовая система», «юридическая надстройка», «правовая среда». Между ними, бесспорно, немало общего. Все они выступают своего рода комплексными, предельно широкими понятиями – категориями, включающими многочисленные юридические элементы: правовые акты, правосознание, правовую практику, правоотношения и т.п. Эти понятия взаимосвязаны, обозначают собой довольно крупные пласты бытия права, содержат в себе различные формы его проявления. Вместе с тем «правовая жизнь» – самостоятельная юридическая категория, отличающаяся от вышеназванных категорий. Наиболее близка к ней категория «правовая форма», которая в основном используется в определенном контексте, прежде всего для того, чтобы структурировать социальные связи и показать роль права как формально-юридического института в его соотношении с социально-экономическим, культурно-нравственным и политическим содержанием – многообразными и первичными общественными отношениями. Однако всей юридической реальности понятие «правовая форма» не отражает, поскольку не может включать в себя ее негативную, неправомерную, неявную часть. Отражать всю юридическую действительность (как настоящую, так и прошлую) – прерогатива и, собственно, главное предназначение лишь понятия «правовая жизнь» (само слово «жизнь» во многом обозначает как раз реальную действительность).
В литературе высказано мнение, согласно которому понятие правовой жизни не имеет особого научного статуса. Так В.М. Барановым отрицается обоснованность и специфическое содержание понятия «правовая жизнь». На каком основании происходит это отрицание? В.М. Баранов пишет, что «не беднее» понятия правовой жизни другие понятия, такие, как «бытие права», «правовая среда», «правовая действительность», «правовая реальность», «правовая сфера». Что касается понятия «правовая среда», то оно должно соотноситься с тем, чьей средой оно является. Об этом имеет смысл говорить, но такое понятие не является «конкурентом» понятия правовой жизни, так как оно не имеет ясного научного статуса. Точно так же может быть оценено понятие «правовая сфера». В лучшем случае оно является ненаучным выражением смысла понятия «правовая действительность» или «правовая реальность». Последние два понятия вне определенного философского контекста являются просто синонимичными. Они обозначают совокупность наличных правовых явлений, которые имеют место в каждом конкретном обществе. Юристы пользуются термином «бытие», как правило, не в философском смысле, а просто как обозначение всего сущего, существующего и относящегося к праву, связанного с правом. То есть «правовое бытие» – это все сущее, имеющее атрибут правового; «бытие права» – это право в своем бытии, право как оно существует в действительности, как оно есть (в смысле наличности). В термине «есть» заключен и другой смысл – связки в суждениях «А есть Б», когда мы о чем-то говорим, что оно не просто есть, а есть что-то, обладает чем-то, принадлежит чему-то.
Правовая жизнь – предельно широкая категория, включающая в себя и право, и его реализацию, и теневую составляющую. Она не тождественна понятию «жизнь права». Последняя есть осуществление в действительности самого права. Поэтому данное понятие является более узким и входит в понятие «правовая жизнь».
Правовую жизнь нельзя сводить только к юридическим формам бытия, ибо правовая реальность охватывает и сознание, точнее правосознание с его элементами – правовой психологией и правовой идеологией.
Точно так же как в политической науке наряду с понятием «политическая система» существует понятие «политическая жизнь», и в юриспруденции наряду с категорией «правовая система» необходимо «прописать» и категорию «правовая жизнь». То есть в юридической науке понятие «правовая жизнь» и «правовая система» во многом должны соотноситься подобно соотношению в политологии понятий «политическая жизнь» и «политическая система» (а в экономической науке – понятий «экономическая жизнь» и «экономическая система»). Правовая система создает условия для нормального протекания правовой жизни, обеспечения ее стабильности, нейтрализации и вытеснения из нее негативных юридических явлений (правонарушений, злоупотреблений и иной «злокачественной юридической опухоли»). Другими словами, она по отношению к правовой жизни играет организующую роль, придает ей определенное единство, правомерные начала. Отсюда важно совершенствовать и укреплять элементы правовой системы российского общества, что будет содействовать обогащению и оптимизации его правовой жизни. Между тем правовая система выступает лишь составной нормативно-упорядочивающей частью самой правовой жизни, ибо последнее явление (и понятие) шире первого.
Правильно отмечается в литературе, что «будучи стороной правовой жизни, правовая система предстает как внутренне организованная, динамичная целостность, состоящая из процессов и действий, ведущих к образованию и совершенствованию правовых явлений и взаимосвязей между ними» .
В этой связи понятие «правовая жизнь» позволяет гораздо объемнее взглянуть на правовую действительность как позитивного, так и негативного плана. Такой взгляд необходим, ибо придает правовым реалиям определенную целостность. Ведь важно видеть в правовой жизни не только плюсы, но и минусы. Именно с последними право и вся правовая система призваны бороться. Данная категория дает возможность смотреть на существующий юридический быт не через «розовые очки», а, наоборот, со всеми его достижениями и недостатками, успехами и неудачами, свершениями и ошибками, сильными и слабыми сторонами. Кроме всего прочего, она характеризует собой не только совокупную упорядоченную и неупорядоченную правовую действительность, но и процесс исторического развития права в целом, основные этапы его эволюции. Этим категория «правовая жизнь» отличается от категории «правовая действительность» .
Было бы логично связывать понятие правовой жизни с той совокупностью отношений между людьми, которая всегда налично существует в виде тех или иных актов, выражающих эти отношения, действия. В этой связи необходимо выделить фактор, который был бы системообразующим по отношению к системе бытия правовых форм, то есть без которого акты, совершаемые людьми, не тематизируются в качестве правовых. В качестве такового, на наш взгляд, можно взять понятие ущерба . «До тех пор, пока люди не попадают в ситуацию взаимного ущемления свободы, – замечает А.А. Матюхин, – право, являясь мерой такого ограничения, ничем не напоминает о себе» . Правовые отношения возникают между людьми там и тогда, где и когда взаимодействие между людьми может привести к нанесению ущерба одним субъектом другому. Но одного этого обстоятельства мало, необходимо второе обстоятельство, заключающееся в том, что субъекты признают необходимость возмещения причиненного ущерба. В соответствии с этим можно было бы определить источник и основу правовой жизни как совокупность возникающих в процессе жизни различных актов, связанных с ситуациями возможности причинения ущерба другому человеку и признанием необходимости его возмещения.
Признание факта существования правовой жизни требует выхода за границы устоявших традиционных представлений о праве, его сущности и функций, о природе социальных и правовых норм, в особенности, о структуре и функциях правосознания и правовой культуры, о средствах и способах регулирования правовых отношений в обществе. Это связано с признанием любой в принципе социальной единицы в качестве субъекта права, любого субъекта, притязающего на какое-либо право. Правовая жизнь есть процесс взаимодействия множества видов и типов субъектов права. Причем не все из этих субъектов признаются в качестве таковых официально действующим в государстве правом.
Одним из оснований необходимости признания правовой жизни является политический плюрализм, который имеет место в современном демократическом обществе. Факт политического плюрализма не сводится к классовой структуре общества. Он рассматривается как выражение более фундаментального обстоятельства, а именно: обусловленности форм общественной жизни и сознания культурой. При этом система политических, правовых или этических представлений понимается не как простое отражение объективной реальности, а как система интерпретаций, определяемых культурными символами. Указанный плюрализм есть, как отмечает Х.Й. Зандкюлер, результат существования «множественности символических миров и связанных с ними способов человеческого действия, многочисленных образов мира и самообразов, культурных и поведенческих различий» . Из этого вытекает правовой плюрализм. В самом деле, как отмечал Ганс Кельзен, нормы права есть культурно нагруженные «схемы толкования» бытийных актов, фактических обстоятельств, объективных событий действительности. Допуская плюрализм культурно обусловленных «схем интерпретаций», мы можем теоретически допустить возможность существования множества норм права, в основе которых лежат разные интерпретации фактов. Г. Кельзен отмечал, что «…явление как таковое, как элемент природы, не составляет предмета специфически юридического познания и вообще не относится к праву. Что превращает это действие в правовой (или противоправный) акт, так это не его фактичность, т.е. не его каузально определенное, включенное в систему природы бытие, но объективный смысл, связанный с этим актом, то значение, которым он обладает. Конкретное действие получает свой специфически юридический смысл, свое собственное правовое значение в силу существования некоторой нормы, которая по содержанию соотносится с этим действием, наделяя его правовым значением, так что акт может быть истолкован согласно этой норме. Норма функционирует в качестве схемы истолкования (Deutungsschema)» . Поэтому мы имеем дело с множеством правовых фактов, касающихся как разных, так и одних и тех же реальных событий. Как известно, официальное право, действующее в государстве, исключает подобный плюрализм. Это связано с тем, что государство признает, согласно Г. Кельзену, одну основополагающую норму, отсылка к которой «делает» законными иные, вторичные нормы правовыми. Но те «схемы интерпретации» событий, которые санкционирует государство, являются выражением лишь одного из возможных символических миров, связанных с определенным типом культуры, существующим в данном обществе. Так, например, «нормы, определяющие некоторое поведение как должное, могут быть также установлены посредством актов, составляющих содержание обычая». Сказанное позволяет с достаточным основанием ставить вопрос о существовании плюрализма относительно интерпретаций событий и, как следствие, – вопрос о существовании множества автономных правовых норм, подчиненных разным и не сводящимся друг к другу основополагающим нормам. Такого рода плюрализм есть одна из предпосылок правовой жизни. Разные индивиды, социальные группы, в разное время, в разном месте и в разных жизненных обстоятельствах могут давать различные «правовые» истолкования одним и тем же событиям. Это может быть связано как с разнообразием способов их истолкования, так и с наличием разных основополагающих норм, когда, например, последние могут иметь характер моральных принципов, представлений о справедливости, законности, порядке, политических и иных жизненных ценностей и идеалов . Таким образом, в реальном обществе правовая жизнь может проявляться в противоборстве различных правовых культур, связанных с конкурирующими экономическими, социальными, политическими, религиозными и культурными традициями. Права человека являются одним из предметов, относительно которого существуют дискуссии, демонстрирующие отмеченное противоборство.
Феномен плюрализма требует переосмысления представлений о субъекте правовой жизни. Рассматривая вопрос о том, кто является субъектом права, обратим внимание на соображения, высказанные по этому поводу, известным современным философом П. Рикером . Он выделяет четыре типа субъекта: субъект речи, субъект действия, субъект повествования и субъект ответственности. Субъект речи или высказываний есть единство множества разных высказываний, он есть тот, кто является автором определенного многообразия суждений. Второй тип субъекта определяется через совокупность поступков, действий, в которых он отдает себе отчет. Третья разновидность субъекта относится к тому, кто является автором своей жизни. Четвертый субъект не только вменяем относительно своих речей и поступков, но и несет ответственность за последствия своих действий. Для права особое значение имеет ситуация, когда субъект несет ответственность за свои поступки, которые наносят ущерб другому. Подчеркивая, что собственно правовая проблематика возникает тогда, когда отношения между субъектами опосредованы неким институтом, в отличие, например, от ситуации моральных отношений, которые не предполагают такой опосредованности, П. Рикер показывает, что институциональные отношения с другими возникают не только на уровне субъекта ответственности, но уже на уровне субъекта речи. Языковая практика не сводится к беседе, к обмену информацией. Она связана с лингвистической системой, имеющей институциональный характер, и опосредована ею. «Принадлежность к определенному лингвистическому пространству, – отмечает П. Рикер, – это первая форма, в которой мы являемся субъектами права» . Субъект, идентифицирующий себя с определенной лингвистической системой, заявляет о своих притязаниях на право говорить и писать на своем языке (в общении, в публикациях, в образовательных учреждениях, в официальных документах). Субъект действия есть всегда одна из сторон действия как взаимодействия. В обществе можно действовать всегда только совместно с кем-то или против кого-то. Такое взаимодействие может быть опосредовано институциональными связями. Посредством институтов (семья, трудовой коллектив, гражданское общество, политические институты) реализуется сложная система взаимных признаний субъектов действия. Далее, рассматривая субъект рассказа, мы обнаруживаем новый порядок признания – историю. История каждого человека есть часть более общей истории, который мы все принадлежим. История каждого человека переплетается с историями других людей. Поэтому история, как пишет П. Рикер, есть «опосредующий нарративный институт».
Наконец, четвертый тип субъекта определяется способностью считать себя ответственным за совершенные поступки, и их последствия. Для сферы правовой жизни существенно то, что данный субъект признает необходимость расплаты за совершенный проступок, признает необходимость возмещения за причиненный ущерб. Этот пункт рассуждений является чрезвычайно важным. Смысл его заключается в том, что субъектом правовой жизни может быть только тот, кто является носителем атрибута, который можно обозначить как правовменяемость. Имеется в виду следующее. Как было замечено еще Кантом, право по своей сути есть форма признания свободы воли, которая заключается, прежде всего, в способности выбирать правомерное, а не преступное поведение, в сознательном запрете на противоправное поведение. Хотя могут существовать индивиды, наделенные «злой волей». Они характеризуются именно намеренным использованием данного обществу права, закона для совершения преступления. Для другого типа преступников характерна «нормальность», которая выражается в социальной невменяемости относительно характера своих действий. Это возможно как в силу объективных обстоятельств, когда, например, социальные условия делают невозможным осознание собственных преступлений, так и в силу субъективных обстоятельств, когда, скажем, индивид имеет неразвитое «правовое чувство» (Л. Петражицкий), в силу чего он не применяет критерий правомерности к оценке, как своих поступков, так и действий других людей. Такого типа индивиды не могут рассматриваться в качестве субъектов правовой жизни, как в индивидуальном, так и социальном смысле. Поэтому субъектами правовой жизни могут выступать лишь такие человеческие существа, которые «правовменяемы», или, как отмечала Х. Арендт , способны различать правое и неправое даже в тех условиях, когда они могут руководствоваться одним лишь собственным суждением. Именно такого типа субъекты способны выстраивать ряды правоотношений с другими людьми, способны существовать в общественном пространстве ответственности, в котором находятся основания и оправдание взаимно соотносящихся поступков людей, то есть они способны жить правовой жизнью.
Для понимания субъекта правовой жизни важным является одно обстоятельство философского характера. Оно связано с представлением субъекта не как чего-то уже данного, наличного, но как существа, которое становится таковым в процессе своей жизнедеятельности. Поэтому мы согласны с П. Рикером, когда он подчеркивает, что «одно из положений политической и правовой философии… гласит, что принадлежность к определенной правовой и политической системе не есть что-то внешнее, добавленное к человеческой сущности, как будто мы уже представляем из себя завершенные человеческие существа вне государства или общественного (public) пространства. Нет, оправдание права и политики в том, что благодаря их посредству осуществляются человеческие способности» . Человек живет правовой жизнью не потому, что таковая ему предоставляется кем-то извне, а потому, что он сам выстраивает ее как форму объективации своих субъективных представлений о вменяемом бытии, существовании. И такие объективации приобретают различные институциональные формы: традиции, обычаи, привычки, предрассудки, правила.
Выше мы уже отмечали, что одним из оснований постановки такого вопроса и разработки концепции правовой жизни является наличие особого статуса прав и свобод человека. Как заметил Г. Кельзен, «норма может быть смыслом не только акта воли, но также и акта мышления в качестве идеи. Мы можем представить себе норму, которая, не будучи смыслом акта воли, существует лишь в нашем мышлении. Тогда это не установленная, не позитивная норма. Иначе говоря, норма не обязательно должна быть установленной, она может быть только лишь мысленным допущением» . К такого рода «не установленным» нормам относиться, в частности, права и свободы личности. Они складываются в сознании людей как разумные, рациональные требования, «мысленные допущения», как пишет Г. Кельзен, выражающие фундаментальные притязания, связанные с интересами и потребностями человеческого бытия в обществе. Исторически «естественные» права и свободы личности формировались как ограничения власти государства по отношению к индивиду. Характерно, что Билль о правах 1791 г. «был замешен на укоренившейся в умах американцев идее недоверия к государственной власти, которой органически присуще стремление к произволу и попранию прав подвластных» . Права и свободы человека по своей природе представляют собой ценности, которые ориентируют личность на развитие своих деятельных сил (материальных и духовных), творческой инициативы, автономии и ответственности собственного индивидуального бытия. В «естественных» правах находят отражение нравственные принципы, представления о свободе, справедливости, достоинстве и счастье, которые не могут быть «даром» государства. Относительная независимость генезиса и существования субъективных прав от объективного права позволяет говорить о несводимости правовой жизни к функционированию в обществе официального права. «Цель естественно-правовой доктрины, – как верно пишет Е.А. Лукашева, – ограничить притязания государства по своему усмотрению определять объем прав и свобод человека, не считаясь с необходимым для нормальной жизнедеятельности индивида набором прав, которые объективно присущи ему от рождения» . Противопоставление субъективного и объективного права может быть смягчено, или даже разрешено, если государство берет на себя защиту и обеспечение этих прав, оформленных законодательно в конституции. Таким образом, существование прав и свобод личности даже на уровне субъективных притязаний является тем третьим обстоятельством, которое вынуждает нас обращаться к категории правовой жизни.
Выше мы попытались показать некоторые философские основания, в силу которых оправдано выделение сферы правовой жизни как специфической и не сводящейся к официальным институциональным юридическим формам. Далее мы хотели бы обратить внимание на специфику методологических подходов, необходимых для изучения правовой жизни.
Традиционные для аналитической юриспруденции методологические подходы в значительной мере опираются на классический тип рациональности, берущий свое начало в мировоззрении и методологии классической эпохи. Относительно понимания сущности действительности, в том числе, социальной, способов ее познания, средств и форм существования человека в мире, мировоззрение классической эпохи имело вполне определенные ориентиры и убеждения, которые определяют так называемый классический тип рациональности. Другой тип рациональности – неклассический – начал формироваться еще в XIX веке, но получил детальную разработку и обоснование в XX веке. Он явился отражением новых реальностей духовной и социальной жизни, характерных для современной эпохи. На наш взгляд, именно неклассический тип рациональности отвечает специфической природе феномена правовой жизни.
Классический тип рациональности основан на убеждении в существовании реальности самой по себе, которая как таковая должна быть понята вне контекста человеческого отношения к ней. Человек может ориентироваться в мире, лишь приобщившись к объективному бытию мира. Данная парадигма сформировалась еще в античности, но до сих пор она является одной из фундаментальных детерминант человеческого мышления о мире и о себе. Классический тип рациональности имеет ряд базовых представлений, среди которых отметим следующие: автономность субъекта, монологизм мышления (движущего в рамках оппозиции «господство – подчинение»), трактовка знания как представления, убеждение в единственности истины, фундаментализм и объективизм. Эти ценности соответствующим образом реализуются известными классическими концепциями права: нормативистской и естественно-правовой. В рамках классического типа рациональности субъект знания и деятельности мыслится как существующий вне объекта познания и предмета действия. Действительно, естественно-правовая доктрина акцентирует внимание на онтологическом статусе права, рассматривая его как объективную реальность, которая, согласно Аристотелю, действует независимо от того, знает о ее существовании человек или нет. Нормативистская концепция исходит из признания внешнего характера субъекта-законодателя по отношению к действительности, являющейся объектом правового регулирования. Для обеих концепций характерно понимание адекватности предмета и его знания (как зеркала). Естественно-правовая концепция утверждает существование истинного, единственного и объективного права, которое должно быть адекватно отражено в устанавливаемых людьми законах. Нормативистская концепция исходит из веры в то, что реальная практика правовых отношений между людьми в обществе может быть адекватной содержанию юридических законов. Иначе выражаясь, используя слова Спинозы, порядок идей может соответствовать порядку вещей. Обе концепции выражают фундаментальную предпосылку классического мышления о существовании идеального права, совершенного закона, воплощение которых в реальную жизнь позволяет решить почти все проблемы. Такого рода тотальный «юридизм» (по аналогии с термином «сциентизм») понимает право, закон как универсальный инструмент, средство решения всех социальных, политических и экономических проблем общества. Феномен правовой жизни накладывает существенные ограничения на подобного рода идеологические претензии.
Напротив, неклассический тип рациональности исходит из убеждения, что мир может быть дан только в формах человеческой субъективности (чувственность, сознание, практика, язык и т.д.). Вне учета контекста отношений человека к миру никакие суждения о мире не являются осмысленными. Таким образом, для неклассического типа рациональности характерно признание неразрывного единства субъекта и объекта. В знании об объекте присутствуют неэлиминируемые аспекты субъективного отношения к действительности, связанные со способами познания, с идеалами и нормами познавательной и практической деятельности, с целевыми установками субъекта. Применительно к сфере права это означает, что субъект познания права не отделен от сферы права как от чего-то внешнего по отношению к нему, но принадлежит этой сфере целиком. Иначе говоря, субъект познания права сам является агентом правовой жизни. Поэтому его представления о правовой жизни обусловлены самой этой жизнью. Здесь с особой остротой встает вопрос об объективности познания, то есть вопрос о возможности познания права, как оно существует «как таковое», в своей собственной сущности. С точки зрения неклассической рациональности подобные намерения не имеют достаточных оснований. И поэтому то или иное представление о праве будет выражением определенного истолкования правовой жизни, обусловленного позицией самого «наблюдателя», субъекта познания, а не каким-то отстраненным объективистским взглядом на жизнь. Правовая жизнь познается самой жизнью, то есть познается герменевтически. Вставая на такую точку зрения, мы должны признать «непрозрачность» правовой жизни для субъектов, реализующих ее практически. То есть в ней действуют скрытые неконтролируемые механизмы, продуцирующие саму правовую материю жизни. Это, в свою очередь, ведет к тому, что мы должны понимать право не как совокупность предзаданных нам норм, не как некий регламент поведения в тех или иных обстоятельствах, придуманных кем-то, исходя из доводов разума, осознающего целесообразность определенных действий. Понимание права не может ограничиваться формулой: «право есть мера свободы» (в согласии с идеями Канта и Гегеля). На наш взгляд, в контексте неклассического типа рациональности, в рамках которого имеет смысл феномен правовой жизни, это понимание права требует, может быть, более широкой трактовки его как институциализированной (или опосредованной институтами) формы признания субъектного характера жизни каждого индивида в обществе. Ведь только право, в отличие, скажем, от морали или политики обеспечивает такое признание.
Понятие правовой жизни, на наш взгляд, близко понятию «жизненного мира», введенного в философию Э. Гуссерлем. «Жизненный мир» рассматривался Гуссерлем как «фундирующий» слой человеческого опыта, выступающий в качестве исходной почвы всякой теоретической и практической активности. Подобно этому правовая жизнь есть неотрефлексированный слой человеческого опыта, имманентно содержащего правовые феномены, «фундирующие» теоретически осмысленные, юридически оформленные структуры. В юридической науке процесс познания отделен от первичных интуитивных источников права, коренящихся в «жизненном мире». Правовая жизнь как подобие «жизненного мира» Гуссерля не сводится к субъективным представлениям сознания. Она обладает собственным типом объективности и собственными устойчивыми структурами. Правовая жизнь складывается из совокупности предрассудочных нормативных форм поведения, переживания, оценки и высказываний относительно актов (действий) с точки зрения их соответствия (или не соответствия) должному. При этом, в отличие от системы моральных оценок и форм поведения, правовые формы жизни необходимо связаны с представлением об ущербе, который может быть нанесен всякому другому лицу.
Предрассудочные формы правовой жизни складываются стихийно в процессе реальной жизнедеятельности людей. Они отражены в правовых обычаях, традициях, предрассудках, презумпциях, которые могут не иметь строгого юридического оформления. Но они регулируют повседневную жизнь людей, связанную с отношениями между людьми, которые предполагают возможность нанесения ущерба хотя бы одной из сторон этих отношений.
Категория «правовая жизнь общества» охватывает все виды правового бытия, сам процесс правового осознания социальной действи-тельности, всю юридическую деятельность государственно-правовых учреждений. В понятие «правовой жизни общества» кроме господствующей правовой идеологии входят также и не господствующая правовая идеология, правовая психология, правовые тради-ции и привычки, правотворчество, правовое воспитание и т.д. Деятельность государственно-правовых учреждений, несмотря на то, что она носит вещественно-практический характер, включается в правовую жизнь общества потому, что она проходит через правовое сознание. Но правовая жизнь выступает составной частью и особой разновидностью общественной жизни, ибо право – социальный институт, адаптированный к особенностям жизни конкретного народа.
Источник информации :Материал предоставлен редакцией Научно-аналитического журнала ¨Новая правовая мысль¨. ()
Правовая жизнь общества: проблемы теории и практики
Монография
Под редакцией доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки РФ А. В. Малько
Предисловие
Правовая жизнь – сложное и многогранное явление, которое нуждается в комплексном анализе, причем как с теоретических позиций, так и с точки зрения практики.
Для современной юридической науки категория «правовая жизнь» относительно новая. Несмотря на этот факт, имеются монографические исследования, проводившиеся ранее. За прошедшие 10 лет накопилось много теоретического и практического материала, нуждающегося в осмыслении и обобщении. Представляется, что сегодня наступает новый этап в разработке анализируемой категории.
В монографии приводятся теоретико-методологическая разработка выделенного понятия, исследование его природы и закономерностей развития, а также связи с категорией «правовая политика». Особое внимание уделено, в частности, таким отдельным элементам правовой жизни общества, как субъективное право и юридическая обязанность, правовое регулирование, правовые ситуации, и некоторым ее разновидностям (например, судебной, пенитенциарной, виртуальной, международно-правовой жизни).
Предлагаемый коллективный труд – очередной «шаг» в анализе современной правовой жизни общества как достаточно динамичного явления и предельно широкой категории юриспруденции.
Научный редактор – доктор юридических наук, профессор,
заслуженный деятель науки Российской Федерации
А. В. Малько
I. Правовая политика и правовая жизнь общества
1. Правовая жизнь общества как предельно широкая юридическая категория (А. В. Малько)
В современном обществе, связанном с глобальными процессами и вызовами времени, все больше требуются научные усилия по созданию категорий, отражающие данные процессы и вызовы, способные объяснить возникающие социальные реалии, предложить решения новых экономических, политических, нравственных и иных проблем. Не исключением здесь выступает и юридическая наука, тоже испытывающая острый дефицит в сфере наиболее обобщающих понятий, с помощью которых можно было бы полноценно исследовать сложные и многогранные процессы, происходящие в правовом развитии различных стран.
Среди таких понятий, проходящих этап своего становления, на рубеже XX–XXI веков выделена и категория «правовая жизнь», под которой можно понимать форму социальной жизни, выражающуюся преимущественно в правовых актах и правоотношениях, характеризующую специфику и уровень правового развития данного общества, отношение субъектов к праву и степень удовлетворения их интересов.
Именно она призвана отражать сложноразвивающуюся и противоречивую юридическую действительность, неразрывную связь многообразных правовых явлений со всеми другими сферами жизнедеятельности общества – экономической, политической, нравственной, религиозной и т. п.
Однако в литературе введение категории «правовая жизнь» в понятийный ряд юридической науки получило неоднозначную оценку. Одни авторы выступают за подобное введение, вторые согласны с детальным исследованием самой правовой жизни, но не одобряют «придание» ей статуса научной категории.
Если говорить о первых, то идею выдвижения правовой жизни в качестве категории поддержали философы, этому были посвящены успешно защищенные кандидатские диссертации, а также ряд монографий, сборников научных трудов и материалов конференций и круглых столов. Научное сопровождение процессу «придания» правовой жизни категориального статуса осуществляется специальными профильными журналами «Правовая политика и правовая жизнь» (издаваемого Саратовским филиалом Института государства и права РАН) и «Правовая жизнь» (издаваемого юридическим факультетом Таджикского национального университета).
С позиции синергетического подхода проблему правовой жизни общества рассмотрел К. В. Шундиков, который верно подметил, что «одной из интегративных юридических абстракций, относительно недавно введенных в научный оборот, стало понятие правовой жизни общества», которое, включая в себя как правомерные, так и противоправные составляющие, «бросает вызов проблеме сложности объекта юридической науки, по сути, являясь попыткой выработать более адекватный (по сравнению с ранее применяемыми) методологический алгоритм ее решения», «привлекает внимание ученых к проблемам противоречий в юридической сфере, разного рода дефектам правового регулирования, правовым отклонениям, юридическому «негативу»».
Думается, использование синергетического подхода в исследовании правовой жизни общества весьма перспективно. Он позволяет по-новому взглянуть на юридическую действительность, выявить в ней самоорганизующиеся начала, определить источники ее развития. Тем самым вносится вклад в создание теории правовой жизни общества, совершенствуется методологический ресурс, с помощью которого названную правовую жизнь можно полноценно анализировать.
Если же говорить о тех, кто не согласен «предоставлять» правовой жизни общества категориальный статус, то, в частности, В. М. Баранов в этой связи отмечает, что «категория «правовая жизнь» вряд ли может приобрести строгий гносеологический статус и в силу этого «найти» свое логически оправданное место в понятийных рядах общей теории права» и поэтому «не могу разделить оптимизм А. В. Малько относительно придания понятию «правовая жизнь» статуса самостоятельной юридической категории со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Хотелось бы разобраться обстоятельнее в позиции В. М. Баранова, поскольку она наиболее аргументирована. С одной стороны, первоначально на странице 21 своей монографии «Теневое право» определение понятия правовой жизни общества он считает «в целом приемлемым». Но уже на странице 23 подчеркивает, что определять «правовую жизнь» через «формы юридического бытия» алогично, «ибо «юридическое бытие» столь же объемная и столь же неопределенная категория, как и «правовая жизнь».
Что касается алогичности определения правовой жизни общества через «формы юридического бытия», то мы отчасти согласны с названным замечанием и предлагаем определять данное понятие через более общее (родовое) понятие «форма социальной жизни», которое весьма активно исследуют в философской и социологической литературе.
Не аргументирует В. М. Баранов и критику десятого признака правовой жизни общества, который, по его мнению, «представляет собой, с точки зрения логики, непримиримое противоречие». Сам этот признак заключается в следующем: «правовая жизнь содержит комплекс всех юридических явлений, включающий как позитивные, так и негативные составляющие. Если к первым следует отнести само право (отражающее права человека, идеи справедливости, гуманизма, свободы и т. п.), правовую систему в целом, механизм правового регулирования, законные правовые акты (правомерные действия, их результаты, юридические документы), юридические поступки (как разновидность правомерного действия – юридического факта) и события как юридический факт, правовые режимы и составляющие их первичные юридические средства (льготы, поощрения, дозволения, запреты, наказания, обязанности и т. п.), правоотношения и юридическая практика, правосознание и правовая культура; законность и правопорядок, юридическая наука и образование (и их структуры) и т. д., то ко вторым в основном негативные, противоправные явления (преступления и иные правонарушения, их субъекты и криминальные структуры, коррупцию, злоупотребления, деформации правосознания, выражающиеся, в частности, в правовом нигилизме, идеализме, популизме, ошибки в праве и иные, препятствующие положительной юридической деятельности факторы)».
В. М. Баранов отмечает, что «вторая часть этого признака, как видим, в основном негативная, и именно в этом качестве она «присутствует» как противоположность позитивной составляющей». Однако в данном высказывании не доказывается логическое «непримиримое противоречие», а лишь декларируется.
Можно предположить, что включение нами негативной, противоправной составляющей в понятие «правовая жизнь» представляется с позиции формальной логики уязвимым, поскольку стремится подвести под общее родовое понятие «правового» разные, в том числе и прямо противоположные явления. Да, это так. Однако нам приходилось уже не раз в литературе отмечать, что правомерные и противоправные начала правовой жизни общества – правовые по своему характеру (в смысле юридические) и выступают составными частями юридической среды, являются сегментами правового поля. Конечно, и те и другие различаются по природе и направленности, как, например, правомерное и противоправное поведение. Но и то и другое поведение – правовое . В этой связи В. Н. Кудрявцев верно подметил, что «основное различие в рамках правового поведения – это различие между поведением правомерным и неправомерным, противоправным». Это же подчеркивает и Р. Т. Жеругов, когда пишет, что «понятие «правомерное поведение» является составной частью более широкой категории «правовое поведение», содержание которой охватывает любую юридически значимую деятельность, в том числе и противоправную».
