Как умирают змеи. Змеи никогда не умирают Почему змея не умирает

В Индии от укусов змей ежегодно умирает не менее 50 тыс. человек. Такую цифру озвучили эксперты, которые подготовили доклад на основе данных из всех индийских штатов.

"Груды мусора в населенных пунктах, которые привлекают змей, охотящихся на грызунов, приводят к частым столкновениям человека с рептилиями. Только с 1 апреля по 31 октября 2017 года в Индии были укушены 114 тысяч жителей, причем самая удручающая ситуация наблюдается в центральных и восточных штатах", - отмечается в докладе.

Лидером признана Махараштра, где за первые семь месяцев этого года было зарегистрировано свыше 19 тыс. случаев в сельских районах и почти 5,5 тыс - в городах.

Опасные привычки

Очевидно, что на природе, в полях и джунглях риск встретить опасное пресмыкающееся значительно выше.

Опасной признана традиция многих сельчан спать на полу, что в сочетании с огромными щелями в стенах и неплотно закрывающимися дверями и окнами дает возможность змеям заползать в жилища, особенно в палящую летнюю жару или зимние, прохладные для рептилий ночи. Недостаточная освещенность также усугубляет эту проблему, которую, по мнению специалистов, можно решить, установив фонари на солнечных батареях.

Однако и в мегаполисах частенько происходят встречи человека с аспидами, от укуса которых многие отправляются к праотцам. Так, в индийской финансовой столице Мумбаи с начала года произошло 133 подобных инцидента, большинство из которых к летальным исходам не привели благодаря быстро оказанной медицинской помощи.

Врачебная помощь

Отсутствие грамотных специалистов, хорошо разбирающихся в видах ядовитых рептилий и в применяемых для лечения сыворотках, - еще одна проблема, с которой сталкиваются в основном жители индийской глубинки. По мнению экспертов из авторитетного медицинского журнала "Ланцет", цифра в 50 тысяч - явно занижена. "Этот показатель преуменьшен, поскольку большинство пострадавших в сельской Индии посещают деревенских целителей", - отмечают они. Доктора в первичных медицинских центрах плохо осведомлены в оказании помощи в таких случаях, поэтому многие жертвы погибают по пути в крупные городские больницы.

• Австралийские пчелы опаснее самых ядовитых змей, пауков и медуз

"Мы должны обучить врачей оказывать экстренную помощь при поступлении укушенных змеями пациентов в медпункт, - считает доктор Ядав Гупта, заведующий кафедрой фармакологии Всеиндийского института медицинских наук и руководитель Национального информационного центра по изучению ядов. - Чтобы избежать панических ситуаций, врачи также должны хорошо знать разницу между ядовитыми и неядовитыми змеями".

Являясь символом мудрости в легендах и сказаниях различных культур, змея традиционно олицетворяет собой как изощренный ум и великолепную проницательность, так и быстроту реакции с великой поражающей силой. Образ жизни и повадки самой распространенной из ядовитых змей в средней полосе России - гадюки обыкновенной - подтверждают сложившийся имидж этого пресмыкающегося.

Гадюка обыкновенная: какая она?

Знакомство с этой совсем необыкновенной змеей начнем с ее описания. Как выглядит гадюка? Это пресмыкающееся, достигающее в длину 0,7-1 м. Самцы, как правило, мельче, чем самки. Голова гадюки довольно изящная, округло-треугольная с четко выраженными щитками - двумя теменными и одним лобным. Носовое отверстие находится в центре переднего щитка. Зрачок - вертикальный. Зубы - подвижные трубчатые, расположены спереди на верхней челюсти. Четкое разграничение головы и шеи добавляет изящества этому грациозному и опасному существу.

Окраска змеи

Природа не поскупилась на цвета, раскрашивая гадюку. Множество оттенков окраски змеи поражают: серая или песочно-коричневая спинка практически у каждой особи испещрена причудливыми узорами различных тонов - от светло-голубого, зеленоватого, розового и сиреневого до терракотового, пепельного и темно-бурого. Определить доминирующий цвет невозможно, так как вариантов окраски гадюки так же много, как и особей. Зато отличительной особенностью этого вида является зигзагообразная или ровная полоса, тянущаяся вдоль всей спинки. Обычно она более темная, но бывают и исключения. Иногда встречаются змеи со светлой полоской
на темном фоне. Так или иначе, но этот элемент является своеобразной визитной карточкой животного, предупреждая о его принадлежности к очень опасному виду - гадюка обыкновенная.

Существует интересная закономерность: самцы бывают фиолетовой, серой или синевато-голубой холодной окраски. Самки же, наоборот, значительно ярче разукрашены, в их арсенале красные, желтые, зеленовато-бурые и нежные песочные тона. Правда, черный цвет могут носить представители обоих полов. Более того, они могут быть абсолютно одинаковой расцветки, без каких-либо опознавательных полос. Впрочем, отличить их все же можно, внимательно присмотревшись: у самцов есть маленькие белые пятнышки на верхней губе, и низ хвоста также осветлен. У самок - красные, розовые и белые крапины на губах и горле, а нижняя часть хвоста ярко-желтого оттенка.

Разнообразие цветовой гаммы окраса змей поражает, и тем удивительнее тот факт, что детеныши у гадюк рождаются сплошь коричнево-бурого цвета с терракотовым зигзагом по спинке, а изменение кожного покрова начинается не раньше, чем через 5-7 линек, т. е. почти через год после появления на свет.

Ужи и гадюки: сходство

Научные исследования прошлых лет показывают, что основным отличием этих двух видов является среда обитания. Ужи всегда жили рядом с человеком, не боясь такого соседства. Гадюки же никогда не стремились к общению с людьми. Более того, если поблизости от мест обитания змей селились люди, исход для этих животных был закономерен. В настоящее время в силу изменения природных условий и техногенных катастроф изменилось многое. Например, массовые пожары выгоняют гадюк из привычных мест. Случаи появления змей в садовых товариществах, находящихся поблизости от выгоревших лесов, существенно увеличились. Конечно, нельзя объяснять появление пресмыкающихся в людных местах сменой змеиного мировоззрения. Зачастую им просто некуда деваться, и отличия между ужами и гадюками становятся навязанным обстоятельствами сходством.

Ужи и гадюки: различия

Существуют внешние различия между этими видами. Самым главным является наличие у ужа оранжево-желтых пятен по бокам головы. Разнится и окраска - у ужей нет зигзагообразного узора на спинке. Тело его более вытянуто от головы к хвосту, к слову, достаточно длинному. У гадюки же хвост короткий, резко сужающийся.

Отличаются они и формой головы и глазными зрачками. Голова гадюки покрыта мелкими щитками, у ужа они крупные. Зрачки гадюки - вертикальные, характерные для ведущей ночной образ жизни рептилии. Уж - любитель дневных бдений, и зрачки у него круглые. Человеку, знающему, как выглядит гадюка, не составит труда отличить этих животных.

Образ жизни змей

Ведя преимущественно ночной образ жизни, змеи могут быть активными и днем. Они могут спокойно нежиться на солнышке, облюбовав камни, большие кочки, ровные полянки. Ночь - время охоты. Гадюка серая (обыкновенная) - великолепный охотник. Быстрая реакция, точность и внезапность нападения не оставляют шансов мышам и лягушкам, попавшим в ее поле зрения.

Спариваются эти пресмыкающиеся в период с середины мая до начала июня. Являющиеся яйцеживородящими, гадюки вынашивают потомство до середины-конца августа. Детеныши рождаются уже ядовитыми маленькими змейками длиной до 15-18 см.

Поведение и привычки

Сразу же после рождения малыши освобождаются от яичной оболочки и расползаются. Рост молодых гадюк сопровождается постоянными линьками. Осуществив переход к самостоятельной жизни, они питаются различными насекомыми, а по мере взросления начинают охотиться на мелких птиц, полевых мышей, ящериц, жаб и лягушек. В свою очередь, молодняк становится жертвой крупных хищных птиц и зверей. Но через 2-3 года детеныши выглядят так же, как выглядит гадюка, т. е. вполне взрослая особь.

Зиму змеи проводят в почве, зарываясь на глубину ниже промерзающего слоя. Они забираются в норы кротов и полевок, пазы от корней деревьев, глубокие расщелины скал и другие подходящие укрытия. Часто наблюдаются скопления небольших групп в одном месте. Так они пережидают холода. Достаточно суровые зимы вызывают у змей оцепенение, которое длится до полугода. Продолжительность жизни гадюк составляет около 10—15 лет.

Гадюка степная

Обитающая в Южной Европе степная гадюка - жительница равнинных и горных степей - встречается в Греции, Италии, Франции и многих других европейских странах, а также на Алтае, в Казахстане и на Кавказе. Эта удивительная змея может подниматься в горы на высоту до 2,5 тыс. м над уровнем моря. Как выглядит гадюка степная?

Она представляет собой крупную змею длиной до 0,7 м. Ее отличает слегка вытянутая голова и несколько приподнятые края морды. Спинка гадюки окрашена в буро-серые тона, со светлым переходом к середине, украшенной чёрным или коричневым зигзагом-полосой по хребту, иногда разделенным на пятна. Бока туловища украшены рядом расплывчатых темных пятнышек, а верхняя часть головы - черным рисунком. Брюшко серое, со светлыми вкраплениями. Максимальная плотность распространения гадюки наблюдается на степных равнинах (до 6-7 особей на гектар).

Размножение

Наиболее активны равнинные гадюки с конца марта - начала апреля и до октября. Время спаривания - апрель-май. Срок вынашивания потомства 3-4 месяца. Самка откладывает от 4 до 24 яиц, из которых в июле-августе появляются малыши по 10-12 см длиной и весом 3,5 г каждый. Достигнув длины тела в 28-30 см (как правило, через три года после рождения), детеныши становятся половозрелыми. Медлительная на суше, змея является прекрасным пловцом, может с поразительной быстротой взбираться на невысокие кусты и деревья. Будучи великолепным охотником, гадюка степная выслеживает птиц, мышей, не брезгует ящерицами, кузнечиками и саранчой.

В недалеком прошлом степная гадюка использовалась для получения змеиного яда, но варварское истребление повлекло резкое сокращение ее численности, прекратившее этот промысел. Сегодня во всех европейских странах этот вид как исчезающий находится под охраной Бернской конвенции.

Гадюка болотная

Гадюка Рассела, цепочная, или болотная гадюка считается наиболее опасной из всего семейства. Этот вид встречаются на обширных площадях районов Центральной и Юго-Восточной Азии. Средняя длина этой змеи составляет 1,2 м, но изредка встречаются особи, размеры которых превышают отметку в полтора метра.

Голова имеет несколько уплощенную треугольную форму. Большие глаза испещрены золотистыми прожилками. Крупные клыки, достигающие 1,6 см, - серьезная угроза и великолепная защита рептилии. Спина шероховатая, покрыта чешуей, брюхо гладкое.

В окраске тела болотной гадюки преобладают серо-коричневые или грязно-жёлтые тона. Спина и бока украшены сочными тёмно-коричневыми пятнами, окруженными черным кольцом с ярким желтым или белым внешним ободком. На спине может располагаться до 25-30 таких элементов, увеличивающихся по мере роста змеи. Количество пятен по бокам может изменяться, иногда они сливаются в сплошную линию. На голове с боков также имеются темные разводы в форме буквы V.

Поведение, питание и размножение болотных гадюк

Спариваются яйцеживородящие гадюки Рассела в начале года. Длительность
вынашивания потомства составляет 6,5 месяцев. Появление детенышей, как правило, происходит в июне-июле. В одном помете бывает до 40 и более рептилий-малышей с длиной тела от 2 до 2,6 см. Сразу же после рождения осуществляется первая линька. Половой зрелости детеныши достигают в двух-трехлетнем возрасте.

Являясь наиболее ядовитой змеей, обитающей в Азиатском регионе, цепочная гадюка - опасный ночной хищник. Она выползает на охоту, как только солнце скроется за горизонтом. Рацион питания болотной гадюки не отличается от меню других представителей класса и состоит из грызунов, лягушек, птиц, скорпионов и ящериц. Для людей эта змея представляет смертельную опасность.

Встречи со змеями

Как уже упоминалось, гадюка - ядовитая змея. Необходимо помнить об этом, собираясь в лес. Правда, встреча с человеком никогда не входит в планы этого существа, как правило, оно пытается скрыться, как только заслышит угрожающий шум. К сожалению, не всегда удается избежать непредвиденных контактов во время прогулок по лесу, сбора грибов и ягод, на болотах, при садово-огородных работах.

Почувствовав угрозу, гадюка активно обороняется: шипит, угрожающе бросается вперед и совершает опасные броски-укусы. Запомните: при встрече со змеей категорически запрещено совершать резкие движения, чтобы не провоцировать нападение пресмыкающегося!

Во избежание такой неприятной встречи необходимо соблюдать предельную осторожность при прогулках по лесным зонам, где может обитать гадюка. Фото этого представителя животного мира нужно внимательно изучить каждому человеку.

Посещая места возможных встреч с этими рептилиями, необходимо иметь соответствующую экипировку. Надежно защищают от укусов змей высокие резиновые сапоги, надетые на шерстяные носки; плотные брюки, заправленные в обувь. Хорошо иметь при себе длинную палку, которая поможет и грибы искать, и напугать змею. Скорее всего, она уползет. Не лишними будут и постукивания палкой при движении по тропе. Гадюки лишены слуха, но способны воспринимать малейшее колебание почвы. Не позволяют змее вовремя распознать приближение человека только мягкое торфяное покрытие или свежая пашня. Как правило, укусы змей являются не выражением агрессии, а, скорее, реакцией на неожиданное или пугающее беспокойство.

Вероятно, народные сказки и легенды, повествующие о таком удивительном создании, как гадюка (описание некоторых видов представлено в статье), абсолютно правы: природная мудрость и выдержка помогают этим пресмыкающимся выживать.

, Drama , POV , PWP

Я не могу прийти к нему. Я не могу. Я боюсь.
Я не выдержу, сорвусь. Я уверен в этом. Поэтому, когда он зовет, я остаюсь на месте. Я остаюсь, слушая, как пульсирует в руке огонь. Мои вены грызет змея.
Жжение усиливается, и я накрываю ее – накрываю Метку – ладонью. Если вцепиться в то, что болит, боль утихнет. Я царапаю кожу ногтями, царапаю. Всматриваюсь в угольно-черный рисунок, испорченный моей ладонью, моими пальцами. Змея ухмыляется мне. Вены горят.
Я не могу дышать – лишь сипло хрипеть, лишь хватать ртом воздух – мне больно. Змея хохочет и движется. Она вгрызается в мою руку. С током крови она стремится к сердцу. Когда она доберется до него – я умру. От боли в глазах мутнеет, и я почти не могу видеть.
Так лучше, так хорошо. Змея движется быстро. Я чувствую, как она пробирается сквозь сгустки крови. Должно пахнуть паленой плотью.
Огонь доходит до костей. Я надеюсь, что рисунок на них будет такой же четкий, как и на коже. Мне хочется этого.
Я даже не замечаю, как прокусываю собственную губу – лишь боли становится немножко больше. Во всем виновата змея. Она скалится, и ползет к сердцу. Ей осталось совсем немного, немного... Я закрываю глаза. Я мог бы сейчас прекратить это – наверное - но так будет лучше. От боли не умирают. Наверное.
В ушах шумит, я ничего не слышу, кроме бешеного стука крови – змея почти у цели. Скоро она доберется до сердца. Я не знаю, что произойдет, когда змея вопьется в него. Но я не буду кричать. Надсадный хрип – это мое дыхание. Пока я слышу его – я жив. Темнота за сомкнутыми веками расцвечивается красными точками. Змея готова к броску. Я жду мгновения, когда все закончится. Осталось недолго. Я почти готов, еще немного…
Хлопок. Посторонний звук, выдирающий из меня змею.
Когда мою ладонь с Метки стаскивают ледяные пальцы, я не сдерживаю стона. Огонь мгновенно сменяется холодом. Я чувствую, как течет по руке что-то липкое. И я змею больше не чувствую. Она мертва. Я открываю глаза – да, так и есть, это теперь всего лишь картинка. Змеи нет в моих венах.
А потом я перестаю дышать. Потому что здесь он. Он вплотную к креслу, в котором я сижу – но как я сюда попал? – и мое запястье зажато в его пальцах. Хватка сильная, пальцы холодные. Я понимаю, почему мертва змея. Он убил ее.
Он выпускает мертвую змею из пальцев – и моя рука тяжело падает на подлокотник кресла. Я не чувствую ничего, кроме этого. Его взгляд вспарывает меня, но я уже совсем ничего не чувствую. Мне даже не страшно. Он поднимает палочку – я равнодушно смотрю на нее, дожидаясь заклятья. Несколько искр летят в сторону двери, и я даже нахожу в себе силы, чтобы удивиться. Я пуст, мне холодно, и я не знаю, что ему сказать.
- Ты что, пьян, Северус? – я смеюсь в ответ надсадно, и отрицательно мотаю головой. На большее я не способен. А в следующую секунду появляется солоноватый привкус во рту – он бьет меня по губам, а они итак все в ранках. Наверное, теперь у него на пальцах моя кровь. Мне жаль, что я пачкаю ему руки. Он очень близко – и меня трясет от силы и холода, которые здесь, стоит лишь протянуть руку. Ему достаточно простого жеста, чтобы я смотрел ему в глаза, но он заставляет запрокинуть голову, потянув за волосы.
Я смотрю ему в глаза – и я знаю, что сейчас он хочет вскрыть мои мысли. Я не сопротивляюсь. Я хочу, чтобы он знал. Даже если он убьет меня. Я хочу умереть от его рук. Его глаза – длинный туннель, но я проваливаюсь, как в колодец. Я хочу увидеть полыхающие улицы. Рано или поздно я увижу их. Когда утону в колодце.
Я выныриваю из этого омута и пытаюсь отдышаться. Он, наверное, отпустил меня раньше, потому что его хватки я больше не чувствую. Я начинаю озираться – и успокаиваюсь лишь тогда, когда натыкаюсь на взгляд цвета свежего мяса. Он стоит в шаге от меня, глядя все так же внимательно, и мне кажется, что он думает, как уйти.
Я сползаю с кресла – идти я не смогу – и оказываюсь у его ног. Он позволяет мне прижаться на мгновение, а потом берет за локоть, поднимает, усаживает обратно в кресло. Я не цепляюсь за него только потому, что не хватает сил.
Он протягивает мне руку – и я припадаю к ней губами. Я не могу сделать что-то еще, и меня снова начинает трясти. У меня трясутся губы, когда я пачкаю его молочно-белую кожу кровью. Он скользит пальцами по моим губам, а потом внимательно смотрит на капельки крови. Чуть влажный красноватый след на тыльной стороне его ладони заставляет меня судорожно выдохнуть. Он задумчиво смотрит на меня – он молчит. Он совершенно естественным движением слизывает мою кровь с кончиков своих пальцев – и я задыхаюсь. Он гладит меня по щеке.
- Шшш, Северус, - я не могу понять, чей это голос – его или мертвой змеи, – я не стану тебя наказывать.
Его пальцы скользят по моей шее – мне хочется, чтобы он надавил на вены сильнее. Но он не делает этого – прикосновение остается всего лишь прикосновением. Я пытаюсь продлить касание.
- Расскажи мне, - тихо говорит он, а я все еще не знаю, что ответить. Я боюсь находиться с ним рядом – потому что я недостаточно близко. Я не могу сказать ему этого. Я сам не могу понять, не то что объяснить. Я смотрю на него с мольбой.
Он гладит меня по губам и улыбается. Мне больно, мне страшно. Мне хорошо.
- Пожалуйста… - прошу я хрипло и даже не знаю, чего прошу. Я не имею никаких прав. Я не могу даже прикоснуться к нему. Он усмехается. Его пальцы расстегивают воротник моей мантии. Его пальцы изучают мою шею. Мое сердце ломает мне ребра.
Холод следит за его прикосновениями. Он кладет ладонь мне на горло. Его пальцы едва-едва согреваются моей кровью. Я молю его о том, чтобы он сжал их – сейчас. Я не произношу ни звука. Он расстегивает мою мантию еще на несколько пуговиц. Теперь его рука ложится на мое сердце. Мне больно дышать. Он смотрит на меня внимательно-внимательно, и произносит почти неслышно:
- Согрей...
Меня начинает бить дрожь, когда я беру его за запястье – гораздо осторожней, чем он меня до того – и грею дыханием его пальцы. У меня судорожно колотится сердце, когда я вижу, как подрагивает его кисть в моей руке.
Его кожа жемчужно-белая, и, наверное, кровь под ней такого же цвета. Я позволяю себе поцеловать его ладонь – руки он не вырывает. Меня накрывает душная эйфория. Я касаюсь губами его вен, я чувствую – не сразу – едва различимое тепло. Я хочу отдать ему свое дыхание.
Он несколько мгновений по-прежнему не двигается, но потом отталкивает меня. Я вздрагиваю, как будто он меня бьет. Сейчас в моей жизни нет ничего, кроме горькой обиды.
- Мой Лорд, - шепчу я отчаянно, но губы не слушаются меня. Он легко усмехается, кладет руку мне на плечо. Я дрожу от ледяного прикосновения. Его пальцы ищут мою душу. Начинают искать. Он ведет меня за собой – а я могу только следовать за ним, я не вижу ничего и никого кроме него. Я хочу согреть его руки. Я хочу получить на него право. Я хочу не бояться змей. Я хочу… хоть чего-нибудь.
Он толкает меня к стене. Я не знаю, что он увидел сейчас в моем сознании, но он никогда и не был известен терпением. Он прикасается властно и быстро – а я хочу сказать, что так ему не согреться никогда. Он смотрит мне в глаза, и вдруг замирает так близко, что я слышу, как он дышит. Я кладу ладонь ему на грудь – я надеюсь, что его сердце бьется. Он, помедлив секунду, убивает расстояние между нами. Меня бросает в жар. Сердце гулко падает в грудной клетке. Он прижимает меня к стене неожиданно сильно – я не думал, что это тело такое. Я кладу ладонь ему на спину и задыхаюсь от восторга – я чувствую, как движется мышца, кость, когда его рука ложится мне на шею, вынуждая податься вперед. Меня колотит озноб, но мне жарко, и я пытаюсь отдышаться. Бешено стучит кровь в висках. Он пробует отстраниться, но я не позволяю ему этого. Меня трясет от моей собственной наглости, но я не могу позволить ему уйти.
- Мой Лорд, пожалуйста… останьтесь… - я могу шептать только это. В голове гулко и пусто. Он уже резче заставляет меня отстраниться и смотреть ему в глаза.
- Ты будешь жалеть об этом всю ставшуюся жизнь, Северус, - он говорит равнодушно, но что-то цепляет меня в его словах. Но пусть он и прав – все альтернативы гораздо хуже. У меня в прошлом – пустота и Лили. В настоящем – он. Я не выдержу, если у меня ждет иное будущее.
- Гораздо больше я буду жалеть, если вы уйдете, - я совсем теряю голову, и шепчу это, почти касаясь дыханием его губ. У меня позорно дрожат руки и, наверное, я больше не смогу коснуться его. Я не могу дождаться его ответа, я хочу умереть, когда целую его. Если он скажет потом, что это конец, у меня остановится сердце. Оно глухо бьется прямо в горле, тянется к нему. Но ему не нужно мое сердце, я знаю. Он никак не реагирует, а я уже не знаю, зачем мне все это – проще выпить яд, это быстрее. Я отпускаю его, наталкиваюсь на острый до боли взгляд – он смотрит на меня так, что кровь кипит в венах. Дыхание перехватывает.
- Мой Лорд, - я не узнаю свой голос. Я никогда не умолял так. Я думал, что не умею. Я знаю, что теперь умолять я буду только его. Я не могу читать по его глазам – так что ладонь, накрывшая мои губы, становится неожиданностью. Он заставляет меня молчать – и я молчу. Я могу лишь чувствовать холод на своих губах – этого недостаточно, отчаянно недостаточно. Я не пытаюсь вырваться, но мне безумно мало того, что он дает. Мне не хватает кислорода.
Следующее, что я чувствую – укус в шею. Так он заставляет меня вернуться к реальности. Его ладонь по-прежнему зажимает мне рот – он ведь не знает, что я все равно не смогу говорить. Его ладонь скользит по мне - она оставляет за собой лед. Я бьюсь в экстазе – но не могу даже пошевелиться. Он не дает мне сдвинуться с места – он прижимает меня к стене своим телом. Я задыхаюсь от ощущения того, что он рядом. Я чувствую его – через ткань, через свое тело. Я не могу коснуться его, хотя мои руки свободны – и это выворачивает наизнанку, до боли, до страха, до истерики. Я пытаюсь облизать свои губы – и забываю о том, что они под его ладонью. Он вздрагивает, замирает, смотрит на меня. Я не знаю, что это за чувство в его глазах – похоже на удивление. Он почти отпускает меня – я не знаю, почему. Но я рад – теперь я могу попробовать коснуться его.
Мне плевать, что будет дальше. Мне очень страшно, от страха мутнеет в голове. Пусть, мне не нужно думать сейчас. Я цепляюсь за него, я тяну его к себе. Перед смертью мне не нужно дышать – мне нужно попробовать. Он ко мне еще ближе. Я путаюсь в застежках его мантии – пальцы не слушаются, они дрожат. Мне чудятся везде мертвые змеи.
Он дышит очень быстро. Его рука ложится на мою грудь – мне кажется, или льда больше нет? Наверное, моя кровь теперь настолько холодная, что мне уже нет разницы, какие у него руки. Я получаю возможность коснуться его кожи.
Я почти плачу, от изламывающей меня эйфории. Когда я касаюсь его тела, время останавливается. Я веду по кости, обтянутой тонкой, очень белой кожей почти вечность. Шумит в ушах сошедшая с ума кровь, отбивает безумный ритм сердце – а я веду пальцами по его коже. Когда я припадаю к ней губами, я замечаю, что он вздрагивает сильнее. Я грею его своим дыханием.
Его пальцы вцепляются мне в волосы, и он с силой оттаскивает меня от себя. Мне плохо. Он что-то шипит, но рядом нет змей – я не понимаю, к кому он обращается. Он удерживает меня на расстоянии чуть меньшем, чем его вытянутая рука – лежащая у меня на груди. Я, наконец, понимаю, что он от меня хочет – паузы. Я замираю, пытаясь научиться дышать заново. Делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю. В глазах немного проясняется.
Замечаю, как подрагивает его рука. И внезапно понимаю: ему передышка едва ли не нужнее. Это мне нет дела до дальнейшего. Он берет меня за плечо, сжимает до боли. Усмехается. Его руки больше не дрожат – зато мои вновь дрожат так, что я не могу шевельнуться.
- Северус, будь любезен потерпеть секунду, - в его голосе издевка и то, чего я не могу понять. Я чувствую, как меня протаскивает сквозь пространство. Странно, что ему нужно было сосредоточиться перед этим – но додумать мысль я не успеваю. Он толкает меня, и я падаю на что-то мягкое.
Сердце начинает стучать так быстро, что немеют пальцы – мне страшно, мне так страшно. Волна ужаса накрывает с головой. Страх бьется во мне, мешая дышать. Я вмиг забываю обо всем.
Прикосновение пальцев к солнечному сплетению неожиданно ледяное. Оно едва ощутимое, легкое – но меня прошивает боль. Я не могу ни отстраниться, ни упасть в спасительное безумие.
Его глаза темные, непроницаемые. Я еще не видел у них такого цвета. Я протягиваю к нему руку. Он позволяет провести ладонью по своей шее, позволяет коснуться. Он берет мою руку в свою, сжимает. Это внезапно помогает унять дрожь. Я по-прежнему не верю в реальность происходящего.
А потом меня накрывает пониманием того, что это – здесь и сейчас. И я тянусь к нему. Мне уже нет дело до того, что страх парализует меня жесткими цепями – если я сейчас ничего не сделаю, я буду жалеть об этом. Если не сейчас – то никогда.
Он уйдет, если я не заставлю его остаться. Я не знаю, что именно я должен сделать. Но я хочу.
Я касаюсь его, я пытаюсь согреть его – но я лишь замерзаю сам. Моя кровь остывает от его прикосновений. А потом он прижимает меня к кровати, не позволяя шевелиться. Ему нравится это. Ему нравится держать все под контролем. Ему нравится знать, что никто ничего не сделает без его позволения. Если он хочет – пусть будет так.
Но он вынужден отпустить меня – на мгновения, но этого достаточно. У меня появляется возможность коснуться его кожи, его тела. В комнате очень темно, но мне хватает этого, чтобы видеть. Воздух заканчивается в моих легких, когда моя ладонь – ожидаемо темная – скользит по его коже, скользит по его телу. Меня трясет, и глаза застилает пеленой.
Он не реагирует. Он позволяет мне делать, что я хочу. Недолго. Он позволяет мне изучать его, касаться его. Но потом он перехватывает мои руки. Я выгибаюсь, надеясь продлить прикосновения. Он молчит, он не позволяет отводить взгляд. Экстаз липкими пальцами давит на мое горло.
Какое-то время я дрейфую между его ледяными пальцами и его острыми глазами. Когда меня разрывает резкая боль, я не кричу. Я прокусываю себе губы – снова – но не кричу. Я боюсь прервать тишину. Его ладонь цепляются за мое тело, я не могу отрешиться от реальности. У меня болезненно бьется сердце, ломая кости.
Боль дергает мое тело, но я с ужасом понимаю, что она стихает. Кровь кипит во мне, а он, кажется, хочет вскрыть мою грудную клетку пальцами. Да, пусть он сделает это – так я смогу согреть его. Если я отдам ему свою кровь, она будет его греть.
Он глухо шипит мне что-то на ухо – и я счастлив, я счастлив. Мне больно, мне страшно – но это ничего не значит. Он сейчас так близко, как только можно. Я знаю, что змея не умерла, змея всего лишь спит – но я теперь не боюсь змей. Я царапаю его спину, меня накрывает паника – но я слышу длинное сдавленное шипение. Почти стон.
Кровь начинает стучать быстрее, она сейчас разорвет мое сердце на части. Я выпадаю за пределы мира. Мое сердце не разрывается только потому, что я, кажется, теряю сознание.
Яркая вспышка безумно-красного – и я прекращаю дышать. Мир взрывается. Я мертв, меня нет. Боли нет, страха нет. Мне хорошо. Я чувствую себя живым.
Он поднимается с кровати до того, как я начинаю воспринимать реальность. Мир собирается из битого стекла. Я пуст. Спящая змея на моей руке кажется мертвой. Хлопает дверь – он ушел.
Я сворачиваюсь в клубок и оплакиваю мертвых змей. Я не смог согреть его.

Что будет, если змея укусит сама себя? September 9th, 2014

В интернете встречается вот такая информация:

Змеи обладают иммунитетом к собственному яду. «Да, змея может укусить сама себя за хвост — это происходит при кормежке, фиксации и так далее, — но кроме кровотечения никаких последствий не будет, — рассказывает Дмитрий Васильев, ведущий герпетолог Московского зоопарка. — Змеи умирают от собственно яда крайне редко. В моей практике такое произошло всего однажды, и еще о двух случаях рассказывали американские коллеги». Правило работает внутри одного вида: если гадюка укусит гадюку, то она если и умрет, то, скорее, от травмы, а не от яда. А вот если укусить гадюку взбредет в голову черной мамбе, та вряд ли выживет.

А что же тогда мы видим на гифке? Кстати, вот видео этого случая под катом, ну и продолжим эту тему …

Очевидно, что после укуса самой себя змее очень фигово. И вот что мы находим в подтверждение:

«…И, в первую очередь, иммунитетом к яду змей обладают змеи. Правда, не все. И даже более того – известны случаи, когда змеи серьезно страдали от своего собственного яда!
Так, в 2002 году крупная самка кобры Naja annulifera едва не погибла от некроза в результате самоукуса. И это был именно что результат действия своего собственного яда. Но это редкий случай – обычно гадюки и аспиды могут спокойно себя кусать, ничего им не будет. Хотя, детальных исследований «самоиммунитета» довольно мало…»

Животные нейротоксины – самое смертоносное оружие природы. Почти все животные, за исключением самих кобр, после укуса кобры умирают за считанные минуты после того, как яд попал в кровоток. Нейротоксины прикрепляются к мышечным рецепторам, препятствуя тому, чтобы нервные сигналы вызывали мышечные сокращения – что приводит к остановке дыхания и смерти. Однако кровоток гадюк содержит молекулы, нейтрализующие смертоносные компоненты их собственного яда. Это единственное различие вводит в рецептор кобры громоздкую молекулу сахара. Сахар маскирует место крепления на поверхности рецептора – мешая прикрепляться нейротоксину. Если же удалить сахар, то кобра станет чувствительной к собственному яду, как и другие животные.

Вот кстати юмор над бедной змеей:-)

Однако одно из мнений было что у змеи сердечный приступ (где это было, кажется в одной из версий, размещенных на ютубе кто-то выдвинул такую гипотезу)

Еще одна известная гифка:

или вот еще история:

Сэм из Хантсвилла, штат Алабама, заснял и выложил в сеть удивительное видео, на котором только что отсеченная от тела голова змеи кусает себя за хвост.

Мужчина рассказал, что убил змею, потому что та заползла в поленницу и угрожала жизни его сына.

Это, к слову, не первый случай, когда обезглавленная змея продолжает некоторое время жить. В 2007 году в Вашингтоне голова змеи, отделенная от остального тела, бросилась на мужчину и укусила ее. 53-летнего американца доставили в больницу, где успели ввести противоядие.

Давайте вспомним вот такой случай:

Шеф-повар Пенг Фан из города Фошан в южно-китайской провинции Кантон, готовил особое блюдо из индокитайской ошейниковой кобры, которое считается редким и изысканным деликатесом. Он собирался выбросить отрезанную двадцать минут назад голову змеи в мусорный бак, когда она (голова!) укусила его за руку, впрыснув свой смертельный нейротоксичный яд. Последний реванш: отрезанная голова змеи в посмертной рефлекторной ярости разевает пасть для укуса, в точности как та, что убила Пенг Фана. Змея была нарезана на разделочном столе для приготовления супа, блюда, считающегося особым деликатесом в Кантоне и весьма востребованного в дорогих ресторанах. Один из посетителей, сорокачетырехлетний Лиин Сан, который в это время находился в ресторане со своей женой, рассказывает: «Мы ужинали в этом заведении по случаю дня рождения моей жены в тот момент, когда началась суета и шум.

Мы не знали, что именно происходит, только слышали крики, доносившиеся из кухни. Сотрудники ресторана вызвали врача, но к несчастью, когда подоспела медицинская помощь, мужчина уже был мертв. После того, как мы об этом узнали, вечеринка, разумеется, сразу закончилась». Полиция подтвердила, что смерть Пенга наступила прежде, чем появилась возможность ввести ему противоядие в больнице. Жертвы укуса индокитайской ошейниковой змеи обычно умирают от удушья, вызванного действием нейротоксина, парализующего их дыхательную систему. Представитель правоохранительных органов позже заявил: «Это очень необычный случай. Столь быстрый смертельный исход, как нам представляется, связан с обостренной реакцией на змеиный яд. Спасти его было, скорее всего, невозможно. Ему мог помочь только укол противоядия, сделанный вовремя, а этого, увы, не случилось. Он не впервые готовил блюдо из кобры, и на этот раз ему просто не повезло. Одним словом, трагическое стечение обстоятельств». Эксперт по змеиным повадкам Янг Хонг-чан, который провел сорок лет, изучая кобр, говорит, что рептилии могут проявлять признаки жизни в течение часа после того, как лишились каких-либо частей тела, или даже всего тела. «Это вполне вероятно, что голова оставалась живой и нанесла смертельный укус Пенгу.

К этому времени змея была в биологическом смысле мертва, поскольку были утрачены основные функции ее тела, однако еще оставалась в состоянии совершать некоторые рефлекторные действия. Таким образом, змеи сохраняют способность укуса и выделения яда даже после обезглавливания». Повар готовится обезглавить змею. Обычный ареал обитания индокитайской ошейниковой кобры – Юго-восточная Азия, включая Таиланд, Камбоджу, Вьетнам, Лаос и Бирму. Их мясо пользуется большим спросом в качестве деликатеса, а кожа используется для изготовления дорогих дизайнерских аксессуаров, торговля которыми без сомнения оказывает большое влияние на исчезновение популяции этих «беззащитных» тварей. Жители провинции Кантон с давних времен высоко ценят мясо змей всех видов, из которых готовятся многие местные блюда. В течение веков самым распространенным из них является змеиный суп, то змеиное мясо применяется также в китайской медицине, поскольку ему приписываются некоторые редкие целебные свойства. Это все напоминает расхожую фразу, «все, что нас не убивает – делает нас сильнее». По аналогии, чем более ядовит деликатес, тем полезнее его употребление в пищу. Один из местных жителей говорит «Мясо змей действительно очень полезно для нас. Его не так просто добыть, и оно очень дорогое, но приносит огромную пользу здоровью. Я никогда в жизни не слышал, чтобы кто-то погиб от укуса мертвой змеи, особенно на кухне».

Ну и вот еще вашему вниманию такой случай. Змея кушает сама себя: ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫМ НЕ СМОТРЕТЬ! Хотя тут уже много чего вы успели посмотреть:-)

и это не единственный случай:

Уроборосом, как одним из древнейших символов, пользовались как в Старом, так и Новом Свете. Его так же находят в ряде эзотерических текстов, касающихся гностицизма и алхимии. Наиболее распространённая трактовка символа описывает его как репрезентацию вечности и бесконечности, в особенности - циклической природы жизни: чередования созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели.

В германо-скандинавской мифологии, форму уробороса принимает Ёрмунганд, также называемый «Мидгардским змеем». В учении христианских гностиков уроборос был отображением конечности материального мира.
В теории архетипов, Уроборос является символом, предполагающим темноту и саморазрушение одновременно с плодородностью и творческой потенцией.

Несмотря на то, что символ имеет множество различных значений, наиболее распространённая трактовка описывает его как репрезентацию вечности и бесконечности, в особенности - циклической природы жизни: чередования созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели. Символ уробороса имеет богатую историю использования в религии, магии, алхимии, мифологии и психологии. Одним из его аналогов является свастика - оба этих древних символа означают движение космоса.

Считается, что в западную культуру данный символ пришёл из Древнего Египта, где первые изображения свернувшейся в кольцо змеи датированы периодом между 1600 и 1100 годами до н. э.; они олицетворяли вечность и вселенную, а также цикл смерти и перерождения. Ряд историков полагают, что именно из Египта символ уробороса перекочевал в Древнюю Грецию, где стал использоваться для обозначения процессов, не имеющих начала и конца . Однако точно установить происхождение этого образа затруднительно, поскольку его близкие аналоги также встречаются в культурах Скандинавии, Индии, Китая иГреции.

Символ свернувшейся в кольцо змеи встречается в неявной форме в Месоамерике, в частности, у Ацтеков. При том, что змеи играли значительную роль в их мифологии, вопрос прямой связи пантеона ацтекских богов с уроборосом среди историков остаётся открытым - так, без каких-либо развёрнутых комментариев Б. Розен называет Кетцалькоатля, а М. Лопес - Коатликуэ.

Интерес к уроборосу сохранялся на протяжении многих веков - в частности, заметную роль он играет в учении гностиков, а также является важным элементом (в метафорическом смысле) ремесласредневековых алхимиков, символизируя преображение элементов в философский камень, требующийся для трансформации металлов в золото, а также олицетворяя хаос в мифологическом понимании термина.

В новейшее время швейцарским психоаналитиком К. Г. Юнгом был вложен новый смысл в символ уробороса. Так, в ортодоксальной аналитической психологии архетип уробороса символизирует темноту и саморазрушение одновременно с плодородностью и творческой потенцией. Дальнейшие исследования данного архетипа нашли наибольшее отражение в работах юнгианского психоаналитика Эриха Нойманна, обозначившего уроборос в качестве ранней стадии развития личност

Вид: Vipera berus = Обыкновенная гадюка

В Германии редко случается, чтобы человек погибал от какого-нибудь хищного животного. Однако постоянно повторяются случаи смерти людей от укусов гадюки. Вероятно, Линк прав, рассчитывая, что в Германии ежегодно умирает два человека от укуса гадюки, и в 20 раз более людей бывают отравлены ее ядом, но спасены. Блум замечает, что по имеющимся у него сведениям в период времени с 1879 до 1888 года в Германии было 17 смертных случаев от укуса гадюки.

Восемь случаев, почерпнутых из газетных и вообще недостоверных сообщений, не были сюда причислены; точно также не учел он и 14 лиц, умерших от укуса гадюки в Фолькмарсдорфе в королевстве Саксония за последние 10 лет, судя по запискам Гейте. ?Из 17 смертных случаев два приходятся на восточную, один на западную Пруссию, два на Померанию, один на Силезию, два на Гессен-Нассау, четыре на Баварию, один на Саксен-Веймар, один на Оль-денбург, один на Саксен-Альтенбург, один на Рейс младшей линии и один на Эльзас и Лотарингию. Укусы, не оканчивающиеся смертью, чрезвычайно многочисленны во всей Германии и часто сопровождаются серьезными заболеваниями. Во многих известных мне случаях замечалась продолжительная болезненность, а в некоторых даже полное омертвение укушенного члена. Нелегко назвать точное число укусов при общепринятых сообщениях, которые часто делают в подобных случаях, но я думаю, что без преувеличения можно определить количество укусов за последние десять лет числом 600?.

О действии яда у нас есть обстоятельный отчет, который тем более имеет значение, что принадлежит врачу, который испытал это действие на самом себе. Взрослая гадюка укусила Гейнцеля, как он сам рассказывает, в большой палец правой руки с правой стороны около ногтя; случилось это 28 июня после часа пополудни, когда он хотел перенести змею из одного помещения в другое. День был жаркий, животное - большое и раздраженное - не кусалось уже три дня, место очень удобно для укуса, так как змея могла совсем обхватить его челюстями и всадить зубы во всю их длину. Раны были так глубоки, что места их обозначались только несколькими каплями крови, наполнявшими постепенно ногтевую впадину, но, несмотря на это, боль при укусе была значительная. Хотя рассказчик выставляет себя выносливым на боль, но он задрожал всем телом, точно пораженный электрическим током; в минуту укуса чувствовал совершенно ясно, как боль с быстротой молнии передавалась по большому пальцу к внешней стороне запястья, потом вкось по направлению локтевой кости и выше по руке до подмышки, где ощущение остановилось.

"Я перевязал слегка палец, - рассказывает он, - и высосал рану; однако я ее не вырезал, не прижег и не вытравил, потому что вообще не придал значения этому случаю, а также потому, что составил себе о действии яда неправильное понятие, которое заставляло смотреть на все эти средства, как на не достигающие цели. С момента укуса был точно оглушен, через 5-10 минут почувствовал легкое головокружение и впал в короткое беспамятство, которое перенес сидя. С того времени головокружение не проходило у меня до полудня 30 июня. В 2 часа я во второй раз потерял сознание.

Место укуса между тем сделалось синевато-серым, распухло и болело, как и весь палец. Обмороки становились у меня все чаще и чаще; однако усилием воли я мог отдалять их наступление на несколько минут, но зато тогда они были продолжительнее. Вся рука до самого плеча распухла так, что я едва мог поднимать ее; голос сделался таким беззвучным, что меня с трудом понимали; но при большем напряжении я был в состоянии усилить его звук. В то же самое время живот стал пухнуть, что сопровождалось сильной болью: после трех часов в первый раз сделалась рвота, вскоре после этого меня прослабило. Затем начались не очень болезненные судороги в небольших участках брюшных мускулов, в различных частях тела и продолжительная судорога мочевого пузыря. Я был слаб в высшей степени, лежал большей частью на полу, плохо видел и слышал, чувствовал мучительную жажду и леденящий холод во всем теле так же, как и в распухшей руке, на которой стали появляться кровоподтеки как раз по направлению, указанному мне первой болью. Теперь боль причинял мне только распухший живот, потому что он делал не возможным глубокое вдыхание. В остальном дыхание не было затруднено, не чувствовалось ни усиленного сердцебиения, ни головной боли.

Окружавшие говорили, что мое лицо до того исказилось и осунулось, что я сделался совершенно неузнаваем. Часто я бредил, но вообще, когда не лежал в обмороке, был в полном сознании. Иногда я начинал говорить, но от слабости не мог или не хотел закончить предложение. В 7 часов, то есть через шесть часов после укуса, обмороки, общие судороги, рвота и понос прекратились, а вскоре после этого прошла и боль живота. Я выпил несколько глотков настойки опия и провел ночь, хотя без сна, но спокойно в постели, только боль распухающего тела беспокоила меня. Опухоль распространялась следующим образом: когда я в 7 часов исследовал свою руку, то вся она от самых пальцев распухла почти вдвое; укушенное место было синевато-черное и от него шел неправильный ряд синеватых и красных пятен по внутренней стороне запястья к локтю, и продолжался по всей руке до плеча. Подмышка также сильно и равномерно распухла, иногда нельзя было прощупать ни сосудов, ни желез".

В течение первой ночи рука распухла еще больше, и число кровоподтеков увеличилось настолько, что вся она покраснела и посинела. Опухоль и кровоподтеки распространились с плеча через грудь до края ребер, а на следующий день и на подвздошную кость; в распухших местах, температура которых была чуть-чуть выше, чем в остальном теле, боль усилилась, и больной чувствовал некоторое облегчение только во время испарины. Чувствительность при давлении и напряжении уменьшилась от мази, прописанной другим доктором, но каждая попытка подняться вызывала головокружение или продолжительный обморок. Когда выступал пот, боль и головокружение значительно уменьшились. Затруднение мочеиспускания продолжалось, пульс был маленький и слабый, аппетит хороший, сон в высшей степени беспокойный...